Но я пошла.
***
Старушка по имени Тана и правда оказалась не совсем кухаркой, а кем-то вроде неофициальной экономки в зимней резиденции Императора. Судя по её восторженному лепету, бедный сиротка ‒ он же тот здоровый лоб, который меня таскал ‒ был не просто Сыном Неба и Земли, Божественной сущностью ниспосланной нам и так далее, а самим Богом и Ангелом в одном лице. И, подозреваю, Аццкой Сотоной с точки зрения его врагов. А всё оттого, что Богом был его отец, а Ангелом – мать. Остаётся предположить, что Сотона его воспитывал.
Самое главное, я узнала, что Император\Васенька с утра уехал на охоту с одним вообще-то милым юношей (но чаще – «этим несносным олухом»), и что Тана выбежала его встречать, так как без добычи Его Императорское Величество обычно не возвращается.
Главным это было для Таны.
Меня в это время терзала мысль, что знакомство с правителем моей страны прошло как-то не так, как это должно быть в жизни исходя из логики вещей. Наверное, Жизнь существо нелогичное. Я совсем не поняла вот этот её поступок.
В процессе общения выяснилось, что звать меня Лорелея, но для боевого мага это имя не подходило совсем, и я от него отвыкла, приехала же издалека и здесь ненадолго.
После этих слов Тана немного помолчала, странно глянула на меня, но ничего не сказала.
Я поспешила улыбнуться, чтобы сгладить неприятную правду и спросила насколько холодные тут зимы. Я считала, что в это время года здесь должно быть намного холоднее, чем в Раскате. Оказалось, что зима выдалась довольно тёплая, а так-то зимы действительно холодны и неуютны.
Попутно меня накормили блинчиками с вареньем, печёными яблоками и ватрушкой с сушёными сливами. Я же худая, бледненькая, в чём только душа держится? Вся кухонная челядь при этом старательно глазела на меня исподтишка.
Моя попытка объяснить, в чём именно, по мнению Серпентина Савойского держится душа, была решительно прервана отваром шиповника с ложкой меда. Я не обиделась. Меня в таких ситуациях слушали редко. Люди не очень-то думают, когда задают интересные вопросы, не зная на них ответа, и не любят чтобы им указывали на пробел в знаниях.
А потом мне выдали личного олуха, который проводил до предоставленной комнаты, поглазел, как я туда втискиваюсь и, судя по звуку торопливых шагов, «побежал докладать».