Уля надменно фыркнула, а потом захохотала:
— Ну, половину – да, к тому моменту, как я в грузовик садилась. Вторую половину, может, уже закончил. Кто ж знает? Я ему еды оставила. Велела, как домоет, дом закрыть и в магазин нестись. Осваиваться на новом рабочем месте, так сказать.
— Не боишься, что в белье твое заберется, пока тебя нет?
Шакалка снова фыркнула:
— Я на него Люсиль натравила, а за нарушение правил пообещала потерю места в магазине.
Я засмеялась и кивнула в направлении шерифа:
— Ди Старший на поздний завтрак идет.
Ульяна встрепенулась, и ноги на дощатый пол бухнула так, что каблуки гулко стукнули. Дальше, как обычно, она оплошность свою поняла, плечи расправила и чашку двумя руками обняла, придав лицу такое особенное выражение… Такое «Ди Старший меня не интересует».
«Не интересует, не привлекает, и, вообще, отстань, Женя».
Я, как обычно, ударила носком сапога стул, на котором дурная изобразила королеву.
— Пойду-ка Хантера тоже пну, чтоб готовил. — Я демонстративно хмыкнула и скрылась в своем баре.
В конце концов, это история не обо мне. Я всего лишь подруга и рассказчик. Ну, и еще владелица лучшего питейного заведения в радиусе мегапарсека. А я говорила, что с шести до десяти по будням в «Святом Моисее» скидки шахтерам на любую позицию из вечернего меню?
— Мэм, — шериф поравнялся с крыльцом, снял шляпу и склонил голову в элегантном поклоне.
От этого поклона у нашей Ульяны Павловны неизменно начинало дребезжать сердечко, колени слегка слабели, а от терпкого тягучего «мэ-э-эм» и вовсе голова кругом шла. Опасный, в общем, был мужчина в понимании шакалки. Крайне опасный!
— Доброе утро, шериф, — вежливо кивнула она в ответ, стараясь лишний раз не задерживать взгляд на густых темно-русых волосах Ди Старшего, что короткими мягкими волнами спадали на его виски и шею. Да и лицо она пыталась пристально не рассматривать. Бездна светлых, как летнее безоблачное небо, глаз легко поглощала неосмотрительные девичьи души.
Шериф заулыбался, и сеточка мимических морщин разбежалась под темными длинными ресницами. Очаровательные детские ямочки на гладко выбритых щеках вскипятили кровь Ульяны за доли секунды. Этот мужчина умудрялся всегда и везде производить впечатление неповторимого в своей идеальной красоте архангела, одарившего грешных смертных своим сиянием.