— И я даже до сих пор не знаю: то ли ругать тебя, то ли восхищаться изобретательностью.
— Хочешь, чтобы я и наш дом в розовый цвет с золотыми крапинками раскрасила? — не удержалась я от ехидства, припоминая, остался ли рецепт злополучного зелья. Вроде бы Тристан хотел его доработать.
— Да хоть в оранжевый с зеленым! Только про эти проклятые острова не думай! Побереги мои нервы. Крылья скоро сломаются, пока я буду летать, успокаиваясь.
Дан наклонился, снова ошеломительно поцеловал, не давая думать ни о чем, кроме как о его губах, скользящих по шее и вырисовывающих невиданные узоры.
— Да-ан… Пожалуйста. Отпусти! Ты… обещал! Когда связывали судьбы, клятву давал!
Прием был запрещенный. И применяла я его в первый раз за четыре года, что мы женаты.
Дан уставился на меня, заставляя тонуть в зеленых омутах его глаз, лишая воли. И как у него это получается? Не понимаю!
Я же… просто могла не спрашивать, не просить, не напоминать… Уйти, открыв путь по радуге. И он это знал. Я тоже. Но никто из нас не хотел терять друг друга, возникшее доверие, бесконечную радость от тепла и света любимых глаз.
— После розово-золотой Академии Клевера на крышах Твируны за одну ночь выросли мухоморы. На всех крышах, — припечатал он. — Затем вы с Трисом превратили воду в фонтанах в шипучее вино. И даже Ария не в силах снять это колдовство. До сих пор. Что я еще забыл? Летающих над городом лягушек с кувшинками в зубах в День влюбленных? Выращенное посреди площади конфетное дерево с ирисками «вырви зуб»?
— Ты пробовал? — поразилась я.
Дан не обратил внимания на мой вопрос, только припечатал:
— И это все меньше, чем за две недели!
— Я не просила тебя разгребать последствия! И не уговаривала на мне жениться! Сам выбрал! Сам захотел! Сам…
— Люблю так, что мир готов положить к твоим ногам, мотылек. И если с тобой случится беда…
Фейри поймал мой взгляд, взял руку, положил к себе на сердце.
— Оно живое, Инга. И так сильно бьется, только если ты рядом.
Дан отпустил меня, отошел к окну, за которым бушевала пурга. Ветер бился в стекла, швырял снег. И вдали пела метель, танцевала, забирая тепло из мира. В Твируне, где мы жили и где находилась Академия Клевера, всегда зима. Морозная, суровая, сказочная… Накидывающая невесомую снежную вуаль, как невиданное волшебство, на город. К ней привыкаешь, принимаешь во всей красе. И только что мне делать с мужчиной, неспособным любить иначе, вполсилы, не знаю.