Петровский был прекрасно сложен для своих сорока четырех. Его фигуре могли бы позавидовать и молодые ребята из качалки. Подтянутый, с проработанными грудными, спинными, дельтами и упругой задницей, Борис отлично знал о своей привлекательности.
— Я же не такая... мы же не знакомы... он же... — мысли беспорядочно метались в голове, в итоге всё равно приходя к осознанию, что ей безумно приятна близость этого наглого мужика.
А у Бориса от этой русалки срывало башню. Он тяжело дышал, вжимая Владу в стену. Где-то на задворках сознания понимал, что ведет себя как чертов маньяк и что девушка может заявить на него в службу безопасности отеля.
Но почему-то был уверен, что приятен этой русалочке. А он был приятен... Влада не понимала, отчего её так ведет от мужского аромата, исходящего от Петровского. И почему так сильно хочется пощупать эти тугие натренированные мышцы. Провести по твердой груди, опустить пальцы на тугой пресс и нырнуть ими в плавки. Ох!
— Русалочка... — выдохнул он ей прямо в губы, — что ты сделала?
— Это я-то сделала? — возмутилась девушка, — вы сначала укусили меня, затем ворвались в мой номер! Без разрешения, между прочим!
— Потому что ты безумно красивая и сексуальная, — честно и открыто признался мужчина.
— Да как вы смеете... — выдохнула Влада, но это уже больше напоминало приглашение, а не злость.
Она вообще не злится. Не получается. Ведь он спас её...
Петровский обнял девушку за талию и прижал к себе. Затем поцеловал. Да так, что у Владиславы мгновенно испарились из головы все мысли. Борис буквально рвал ее губы, насиловал рот языком и рычал, словно зверь. Голодный, похотливый, ненасытный зверь.
Неужели он ее так сильно хочет? Почему она позволяет? Но русалочка отвечала. Одно движение и лямки купальника съехали под напором наглых рук Петровского. Мужчина пьяным затуманенным взглядом пару секунд любовался на сочные упругие дыньки, а затем впился в них губами.
А Влада кричала. Нет, она не звала на помощь, просто в ее теле оживало нечто давно забытое. Желание быть женщиной. Страсть, спрятанная от жестокого мира на сто замков.
— Сука, какие у тебя сладкие сисечки, — рычал Борис, пожирая мягкую плоть этой потрясающей русалочки, — дай мне еще. Вот так... ох, блядь! Какая же ты потрясная, малышка!
Подхватив на руки уже потерявшую связь с реальностью Владиславу, мужчина швырнул ее на застеленную постель, а сам навалился сверху.