Сестра возмущенно вскинула подбородок и гневно блеснула глазами.
- Все твои шуточки!
Я улыбнулась: гнев лучше страха, а здоровый сарказм помогает отвлечь фантазию. Да и пора уже заканчивать: чем дольше мы прощаемся, тем сильнее крепнет отчаяние и нерешительность, что в преддверии задуманного было совершенно некстати.
Я подошла к невидимому барьеру печати, цапнула сестру за ладошку и, звякнув ее рябиновым браслетом, крепко сжала в своих руках.
- Просто дождись меня, ладно?
Алия кивнула и доверчиво положила мои ладони к себе на грудь.
- Я сделаю все… все, как мы и договаривались. Обещаю. Как только придет время, я зажгу рябины — и ты обязательно вернешься. Я все сделаю правильно, вот увидишь.
- Я знаю, - мягко отпустила ее руки и сделала шаг назад, обратно в печать.
А затем без лишних предисловий села на землю и надела мамин обугленный венчик.
- И помни, - Терон решил, что настало время наставительной беседы. – Чувства, эмоции, сожаления — все это держи в себе, чтобы тебя не раскусили как живую. Говори мало, делай еще меньше. Не позволяй себя ни во что втянуть. Никому не сочувствуй, ни во что не вмешивайся — это не твой мир, и там свои законы, поняла?
Я молча кивнула, чувствуя, что уже не справляюсь с поставленной задачей — сердце колотилось, точно сумасшедшее.
- Но самое важное. Никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не…
- …плакать, - закончила я, ибо выучила все эти правила давно и наизусть. Потому как от беспрекословного их соблюдения зависело, вернусь ли я в свой мир.
Вернусь домой.
- Верно, - Терон поднял рукава, подошел к печати и встал на одно колено. – Тогда вперед.
Я подняла голову, чтобы в последний раз взглянуть на родной домишко и горячо любимые мною рябинки, росшие вокруг дома: их пышная, обволакивающая по осени крышу багрово-ржавая шевелюра была буквально усыпана искорками спелых горьковато-сочных ягод. Под одной из таких рябин одним летним погожим деньком мама стригла мои непослушные локоны и приговаривала, что быть мне самой красивой, могущественной и счастливой ведьмой этого мира. Я слушала, затаив дыхание и зажмурив от удовольствия глаза, и уже тогда чувствовала себя самой счастливой ведьмочкой на свете. И мне было абсолютно папиросово, буду ли я вдобавок еще и могущественной или красивой. А впрочем, красивой стать, признаюсь, все же хотелось. Но много позже… когда-нибудь. А в тот теплый, янтарно-солнечный заботливый миг, кутаясь в мамину любовь и безопасность, мне было достаточно уже того, чтобы вот так иногда сидеть под раскидистой любимой рябиной и слушать мамины байки, пока ее рука нежно гладит мои непослушные локоны.