– Конечно, мама, я приеду к нам домой завтра. Передам Аэрто привет.
Аэриса отключила телефон.
– Значит нам хорошо вместе? – поинтересовался кузен. Он поднял голову, взгляд его устремился ввысь. Серебряные глаза Аэрто сегодня неуловимо походили своим цветом на стальное небо над их головами. Редкий цвет даже для итхисов. Аделина всегда восхищалась глазами Аэрто, говорила, как прекрасно было бы, если ее внукам достались такие же. А ведь она знала, что детей у этой пары быть не может. Новость о беременности дочери явно добавит ей седых волос. Впрочем Аделина просто закрасит седину.
– Ты же знаешь, наши узы стали только крепче после того, как тебя едва не околдовала чужачка с Запада. Я смогла спасти тебя, вырвать из ее загребущих лап, жеребец ты мой племенной. – Белая бровь иронично изогнулась. Аэриса знала, что кузен без своих денег и родословной мало бы кому понадобился. Как и она сама. И это понимание роднило их лучше любви.
– Люди Октавии любят сказки. – Аэрто посмотрел на часы. Скоро должен был начаться его сеанс у психолога. Его кузен ждал с нетерпением. Он даже прихватил один розовый бутон, из тех остатков, что еще цвели и вдел в нагрудный карман. На мгновение Аэрисе показалось, что он собирается преподнести его психологу, но нет. Аэрто хотел украсить цветами себя.
– Главное, чтобы у нашей сказки был счастливый конец. – Аэриса положила руку на живот в неясном нехорошем предчувствии. Все таки, что понадобилось от нее матери, которая обычно не баловала дочь вниманием?
***
Слабое октавийское солнце перевалило за горизонт. Оно украдкой заглянуло в спальню на втором этаже богатого поместья в викторианском стиле. В сравнении с домами по соседству – этот был новым, прежнее родовое гнездо семейства Дарк сгорело при пожаре, несколько десятилетий назад. Женщина, сидевшая на резной табуретке перед зеркалом, поморщилась. Ей не нравилось солнце. Отражения поморщились вместе с ней, зеркало разделяло ее негодование. Высокая и статная, белая, словно мрамор, она не любила солнце, пусть даже такое слабое. Солнце оставляло ожоги на коже, ранило чувствительные глаза. Ее светлые, тронутые сединой волосы, были собраны в высокую прическу, в разбросанных на трельяже баночках и тюбиках лежали различные притирания и кремы, столь дорогие женскому сердцу. Трельяж этот, как и остальная мебель в спальне Аделины был белым, с вставками из перламутра. Его, как и остальную мебель Аделина заказывала в Индии, там еще умели работать руками. Аделине нравилось, чтобы в те вещи, которыми она обладала была вложена душа. Душа, слезы и кровь. Поэтому она ненавидела искусственно выращенные бриллианты. Каждый из камней, коими она обладала, стоил чьей-то жизни.