В общем, всё было, как всегда.
Только Беатрис смотрела на меня как-то странно. Я несколько раз ловила на себе её взгляды, а один раз не выдержала и приподняла брови, мол, в чём дело, но она лишь молча отвернулась.
И на душе стало как-то… тревожно.
Тут же вспомнились вчерашние слова Винсента, который уверял, что давал Беатрис один из своих переносчиков. Но даже если так, зачем ей подкладывать его в мою ладонь и сжимать, активируя? Нет, в этом определённо не было смысла. Так что я решила забыть его слова и не позволять ему встать между нами.
А потом я унеслась сдавать зачёты и забыла об этом. И до самого обеда всё было нормально. Впрочем, вначале обеда тоже. Мы, как всегда, вчетвером, а в столовой мы старались собираться вместе, сидела в одном из залов. В том, что для самых бедных студентов. Вообще-то питание обычно оплачивалось вместо с комнатами, и все обедали в соответствующих залах. Но у родителей Беатрис хватило денег только на комнату получше.
Если бы за академию платила моя тётя, то наверняка она поступила бы также. Или вообще оплатила только самый бедны вариант. Но моё обучение, к счастью, оплачивал прадедушка. Впрочем, особой любви я нему всё равно не питала. Во-первых, потому что видела только на картинах, а, во-вторых, из-за его завещания.
И мы, посовещавшись, решили также перейти в самый бедный зал, чтобы не смущать Беатрис. Сэм как-то договорилась и разницу нам компенсировали, не вернув, впрочем, наличными деньгами, а переведя на счёт, с которого мы могли также заказывать блюда и из этого зала.
Обед был в самом разгаре, когда вдруг девчонки как-то подозрительно затихли. Беатрис почему-то побледнела, а Сэм и Эстер глядели куда-то мне за спину огромными и полными удивления глазами. Я уже собиралась обернуться, чтобы посмотреть, кто вызвал у них такую реакцию, когда услышала знакомый голос:
– Есть важное дело, Колючка. Пошли, поговорим.
Я быстро проглотила вставший в горле комом кусок котлеты и сказала, не оборачиваясь:
– Мне с тобой не о чём говорить. И вообще, ты, кажется, ошибся залом.
“Зал с высокомерными снобами дальше”, – добавила я мысленно, но произносить такое вслух мне было категорически нельзя из-за тёти и её шпионов.
Это вчера вечером у него в спальне я могла отвести душу и говорить, как пожелаю. Потому что пререкания со студентами также считались тётей недостойным поведением. И обычно мне нужно было очень тщательно подбирать слова в ответ.