Остервенело выкинув эту ненужную и неправильную радость из себя, Шварц поднял глаза к потолку и прошептал:
- Vera, bitte, es tut mir leid...
За окном занимался рассвет.
Нужно сорваться. Зарычать. Дать волю тому, что свойственно нормальным людям.
Разрушающей ярости. Исступленному гневу. Бессильному отчаянию. Всему, что доказывает: Курт все еще жив. Он еще умеет чувствовать!
... он поехал в Столицу не вечерним поездом, а дневным, отходившим в два.
Он оставлял за собой пустоту и горелый остов своего коттеджа.
Он больше не вернется в Шальцбург.
Теперь он знает, почему до сих пор жив: он должен увидеть смерть той, что лишила Веру последних месяцев короткой жизни.
Он увидит ее смерть. А потом умрет сам.
Всю дорогу с его губ не сходила улыбка.