- Витя, поздно уже, ложись, сынок, - тон бабушки снова стал ласковым.
Даже со мной она так ласково не разговаривала, хотя я догадывалась почему.
Дверь в ванную, застонав, открылась. Приглушенный, успокаивающий голос бабушки раздавался на фоне льющейся воды. Иногда был слышен и папин голос.
Кажется, он плакал.
Я уже не удивлялась. Так случалось каждый раз.
Когда отец напивался, он сперва становился злым, а затем его охватывала жалость.
Жалость к самому себе.
- Лиза! - крикнула бабушка спустя 10 минут. - Иди, убери за отцом.
А вот меня не жалели.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Свисток закипающего чайника вывел меня из утреннего оцепенения.
Я вздрогнула и едва не опрокинула сахарницу. Живо представив, сколько “эпитетов” получу в свою сторону от бабушки, если бы это случилось, я облегченно выдохнула и выключила чайник.
Наша кухня была маленькая, и почти всё находилось на расстоянии вытянутой руки. Таким же маленьким был холодильник, и треть его занимали бабушкины лекарства, которые она пила каждый день.
Не то чтобы бабушка была тяжело больна, но хронические болячки у неё имелись. Гастрит, гипертония, геморрой.
И всё на букву “г”. Интересно, это намек, что наша жизнь тоже на буку “г”?
Заварив чай, я плюхнулась на стул. Он, угрожая развалиться, заскрипел. Стул был вдвое старше меня, а мне скоро должно было исполниться 18.
Возраст, который многие с трепетом ждут, вызывал у меня приступы отчаяния и ужаса.
Всё просто. Я не ощущала себя хозяйкой своей жизни. Несмотря на мои 170 см, ко мне относились как к ребенку.
Не особо любимому, но пока еще нужному.
А мне хотелось, чтобы со мной считались. Чтобы слышали - самые близкие мои люди, но то были лишь наивные мечты. Это в книгах и фильмах старшие в семье проявляют мудрость и понимание к подросткам. А в жизни все было иначе.
Никакой мудрости - по крайней мере по отношению ко мне - со стороны отца и бабушки я еще не видела.
Разве можно назвать нравоучения и приказы мудростью? По мне - нет.
Стараясь не пускать дальше эту мысль, я поднялась и налила себе чай. Моя чашка - с нарисованными на ней ягодами, когда-то принадлежала маме. Каждый раз, когда я пила из неё, я чувствовала себя чуть ближе к ней и ощущала себя немного сильнее.
То, что мне нужно было всегда.
Потому что каждый раз, когда папа напивался, мой, и без того хрупкий мир, разлетался на части. И не всегда я успевала достраивать его обратно, как отец вновь прикладывался к бутылке.