Над столом висело настороженное молчание, пока Мишель не спросил – а он редко это делает:
- Папа?
- Отец в отъезде, Мишель, - сурово сказала мачеха. Ребенок нахмурился, стараясь понять, что ему сказали, - он очень старательный, наш Мишель. Не получилось. Тогда он повторил:
- Папа!
- Мишель, он уехал далеко. – Я не люблю, когда мачеха дразнит его, отвечая, как взрослому и умному, - он таким никогда не станет, ему и так тяжело жить в своем особом мире, если остальные не снисходят. Никому из нас не дано ни понять, ни объять мир Мишеля. Мы имеем шанс лишь заглянуть. Я улыбнулась и пятерней изобразила на столешнице скачущую лошадь. – Поехал верхом. Ты же помнишь, какая у папы лошадь.
К лошадям Мишель питает нескончаемую любовь.
- Бе! – сказал он. Это значит – белая.
- Да, папа уехал на своей белой лошади. Ты помнишь, как ее зовут?
- И!
- Искра, правильно! – Я отломила большой ломоть хлеба и, привстав, протянула его Мишелю. Тот благодарно схватился двумя руками, развел в улыбке большие губы. – Папа немного покатается на ней и приедет обратно. Мы будем его ждать. Правильно?
Мишель подумал, важно кивнул и впился зубами в хлеб – на мордашке написано счастье. В состоянии счастья Мишель пребывает большую часть своей жизни. Многим из нас до него далеко.
Я села и отряхнула руки от крошек. Мачеха скривилась и отвела взгляд – спектакль, разыгранный при новом священнике, смущал ее, и вместе с тем, она тайно наслаждалась, что ее грязное белье выставлено напоказ. Мишель – ее большая нечистая тайна, грех и наказание, а так сладко сознаться в грехе тому, кто свят. Я знаю ее очень хорошо. Я знала, что сейчас она ерзает от стыда и удовольствия.
Отец де Шато проследил за разыгравшейся сценкой по-прежнему бесстрастно. И тогда я начала подозревать, что он все-таки сделан из ясеня.
Таких непонятных завтраков в нашем доме давно не случалось. После того, как над опустевшими тарелками был пробормотан финальный «amen», мадемуазель Эжери быстро подхватила Мишеля и была такова. Месье Антуан увел Фредерика. Я тоже встала, вознамерившись уйти.
- Останься, Мари-Маргарита, - велела мачеха. – Я хочу, чтобы ты пошла со мной и отцом де Шато в мою гостиную.
Я пожала плечами.
- Если вы считаете, что это необходимо.
Взгляд мачехи велел мне: не перечь!
Мы прошли гуськом из столовой в утреннюю комнату, а оттуда – в маленькую гостиную, где мачеха любит сидеть днем и принимать немногочисленных подруг. Стены обиты темно-зеленой тканью, картины – в основном пейзажи – словно окошки в иной мир. Там веселые пастухи и пастушки играют на флейтах опрятным белым овцам.