— Не открывай! — завопила Алиса. Она что, за сумасшедшего меня принимает?
— Сядь на пенку и молчи! — отрезал я, шаря глазами в поисках того, чем еще можно припереть дверь. Ничего не было, тогда я схватил свой рюкзак и подтащил его к двери. Алиса сидела на пенке, наблюдая за моими действиями, на ее личике был страх, большие голубые глаза распахнуты, рот приоткрыт… Я опустился рядом с ней на коврик:
— Все будет хорошо.
И тут, со звоном разбив стекло, в окошко просунулась рука. Девочка завизжала и бросилась мне на шею.
— Спокойно, — бормотал я, гладя ее по спине. — Окно маленькое, он не пролезет.
Опровергая мои слова, в окно просунулась вторая рука. Я бросил фонарик, который отскочил от рук и отлетел в противоположный угол комнаты. Как ни странно, я испытал облегчение. Это существо было материальным, значит, его можно убить. Впрочем, при ребенке я делать этого не собирался, да и нечем. Прав был Иван Лукич, когда говорил, что мой травмат так же бесполезен, как и кол из забора. Впрочем, отогнать безглазого с его помощью можно. Я попытался оторвать от себя вцепившегося клещом ребенка, чтобы достать пистолет, но Алиса ухватилась еще крепче и закричала: «Нет!» Пришлось остаться сидеть на коврике, прижав к себе девочку. Сколько продолжались попытки безглазого монстра пробраться в дом, я не знаю. Он то тряс дверь, заставляя Алису вжимать голову в плечи, то просовывал руки в окошко. Свет фонаря слабел, пока, наконец, не погас. Комната погрузилась во тьму. Стоило нам лишиться возможности видеть, как обострился слух. Шорохи, хруст веток, вздохи и звуки шагов теперь казались громче, а смех лисы звучал совсем близко, словно она была в этой же комнате.
Наконец стало светать. Обычно с рассветом любая нежить исчезает, так случилось и с этим странным человеком. Он перестал ходить вокруг дома и, сопровождаемый смехом лисы, ушел в лес, хрустя ветками. Алиса разжала руки, сползла на коврик и мгновенно уснула. Я сдвинул ее в сторону и лег рядом, накинув сверху на нас спальник. Забираться внутрь не было ни сил, ни желания.