— Да, некромант. — Голос у него и правда был приятный, а лицо и волосы в свете двух лун отсвечивали, будто прозрачный голубой фарфор. — Я не причиню вам вреда. Даю слово.
— Ага! Как же. — Скепсис в голосе Хильды был таким едким, что у колдуна аж глаз дернулся.
— Я слово дал. Ты разве не слышала? — Он едва смог сдержать возмущение.
— И что с того? Ты ж некромант. Соврешь – недорого возьмешь.
— В смысле?
— Да в коромысле! — Хильда нахохлилась и хмуро взглянула на колдуна снизу вверх. — Вы ж людей живых убиваете и заставляете работать. И скелетами своими города травите.
— Я ничего…
— Мучения всевозможные причиняете.
— Я ничего такого…
— Практикуете всякие запретные и черные эксперименты. Малюете богопротивные знаки! — Хильда разошлась не на шутку. От ужаса она все болтала, болтала и никак не могла остановиться. И с каждым словом страх понемногу отступал, а на смену приходила праведная злость. — От них коровы не доятся и в лесах звери дохнут! И земля гниет! Черви в ней заводятся!
— В земле и так черви, дура! — заорал колдун, потеряв последнее терпение.
— Обзываешься еще! Сам дурак!
— Ведьма!
— Олух!
Хильда вскочила на ноги, и теперь они сверлили друг друга взглядами, словно два козла, которые надумали боднуть друг дружку и проверить, чей лоб крепче.
— Не думай, что я такая безобидная. Я, между прочим, очень сильный маг!
— Чего?
— Чего?
— Маг чего, спрашиваю?
— Земли!
— Докажи. — Некромант прищурил глаза и скептично сложил руки на груди. Не верил Хильдиным словам, как пить дать.
— Вот еще, не буду ничего доказывать. — Волшебница поджала губы и яростно уставилась на проклятого колдуна.
— Понятно.
А он уже потешался над ней. Физиономия ужасно симпатичная, но он так противно насмехался, что Хильде хотелось врезать ему по голове сапогом.
— Что тебе там понятно, остолоп белобрысый?
— Да понятно, что ты изрядно преувеличиваешь свои способности. Такая деревенская непутеха никогда не смогла бы стать настоящим магом.
У Хильды вмиг потемнело в глазах. Она бы не смогла? Никто раньше не смеялся над ее силой.
— Никогда, говоришь?
Волшебница в ярости вдавила всю свою мощь глубоко под землю, сырой несформированной силой зацепляя самые далекие участки под ногами, а потом резко рванула вверх. Хильда уже проделывала такое однажды, когда ей нужно было куда-то деть свою злость. Год назад, когда ей очень нравился девятнадцатилетний Вильхе с кузницы, видный и статный чернобровый красавец. Он целыми днями махал молотками у своего дядьки над наковальней, перед девчатами ходил гордым соколом, шапку заламывал набок, а сапоги ему отец справил — загляденье. Черные, блестящие, словно зеркало. Хильда все вздыхала, когда думала о Вильхе. Ей казалось, что он смотрит на нее по-особенному. Но все же он никогда не заговаривал с ней и никогда не звал прогуляться вместе. И вот однажды волшебница рыскала по лесочку в поисках лучших груздевых грибниц для деревенских тетушек и нечаянно подобралась слишком близко к парочке, что миловалась на опушке под большим кустом черемухи. Пришлось замереть и подслушать часть их беседы. Это сидели Вильхе и младшая дочка Ханса Йоргуна, ткачиха Брюн. Веселая красавица была эта Брюн, всегда улыбалась, в тугую косу вплетала красную ленту, а брови чернила сажевой палочкой. В прошлом году с ярмарки отец привез ей зеленый кафтан со вставками из настоящего бархата. Завиднее невесты в деревне было не найти.