- Пицца… Черт, есть хочу!
Он посмотрел на Господина Кизлярского, который безмятежно спал на Ромкином столе, умостив часть головы на полях светлой шляпы, встал и заглянул в холодильник, который сегодня был удручающе пустым. Вздохнув, Данька побродил по залу, потом сел в Пашино кресло и уставился на фотографию на ее столе.
- Ну и подумаешь! – наконец мрачно сказал он. – Зато на мне сегодня весь город! Я им устрою!
Летчик немедленно мысленно услышал голос темной гончей, ехидно сообщившей ему, что единственное действие, которое Данька способен произвести с вероятными преступниками – это полить их всех слезами, и тут же разозлился. Ладно бы еще она не воспринимала его всерьез, но она не воспринимала его {вообще}, не замечала в нем никаких перемен, над которыми он так старательно работал, что было для него довольно-таки мучительно. Когда он пожаловался на это Дюхе, постовой бухгалтер со свойственным ему отстраненным выражением лица ответил:
- Для тебя это мучительно, потому что тебе это не надо. Ты не для Пашки надрывайся – надрывайся для самого себя! Потому что когда это действительно будет иметь значение прежде всего для тебя – это начнет замечать и она. А пока она считает все это лишь фальшивкой, которая не важна и продлится недолго. А прочих ты просто пугаешь. Многие даже думают, ты заболел. И, кстати, постарайся поменьше обращать на нее внимание. Многим женщинам отсутствие внимания очень сильно не нравится, и они начинают изо всех сил пытаться его получить. Я очень хорошо это знаю по своей девушке.
Но Дюхе было легко говорить. Он был умен, он был отличной гончей, и у него все всегда получалось, как надо. Если же Летчик начинал что-то делать или говорить, всегда получалась какая-то ерунда. В Отряде была постоянная беготня, и прочие как-то не особенно обращали на это внимания, но здесь это было слишком заметно, и в конце концов Данька решил, что самым простым будет вообще ничего не делать, и сам не заметил, как ему это настолько понравилось, что он уже и не мог жить иначе. Но у всех постепенно начало появляться что-то важное, а у него не было ничего, и это стало его злить и окончательно испортило его характер. И сейчас, глядя на фотографию юной Паши, стоявшей рядом со своим пестро одетым отцом, Летчик подумал, что, возможно, уже действительно слишком поздно. Паша его терпеть не может, а друзей у него, наверное, уже и не осталось. Он был лишь кем-то, кто всем невероятно надоел…