Старик что-то сказал, обращаясь к старшему, тот кивнул, и меня подняли с пола. Уже будучи в воздухе я обратил внимание на того, кто меня поднял – это был огромный толстогубый мужчина с каким-то детским, даже идиотским выражением лица. Голова его коротко пострижена – грубо, клочками, а изо рта пахло сырой тухлятиной, как из пасти собаки или кота. И вот еще что – я заметил на его шее украшение, что-то вроде медного ошейника. Этот самый ошейник был начищен до блеска, но предательская зелень там, где он касался кожи, не давала оснований думать, что ошейник сделан из золота. Хотя и блестела эта штука как золотая.
Длинный коридор, местами настолько темный, что мне было непонятно – как этот великан находит в темноте дорогу. Потом через солнечную террасу, с которой открывался вид на сад – с прудом, аккуратно постриженными кустами, высокими пирамидальными деревьями, сразу наведшими на мысль о Сочи, или о ботаническом саде. Тропические деревья, это было видно сразу. А парк красивый, тут двух мнений быть не может. Похож одновременно и на английский парк с его древним газоном, и на какой-то тропический райский уголок, в котором произрастает то, что никогда не будет расти в холодной, туманной Англии.
Чирикали птички, светило жаркое солнце, я покачивался над землей, уже перестав удивляться тому, что со мной происходит. Ощущение было – я во сне. А зачем сопротивляться сну? Проснешься, и все станет как прежде. Только вот куда девать из головы воспоминания о моем последнем бое? Где я однозначно умер? Неужели он мне приснился? Тогда кто эти люди?
От интенсивной мозговой деятельности меня снова затошнило, сознание помутилось и я наконец-то отключился.
Следующий раз я проснулся в маленькой, очень маленькой комнате, потолок которой виднелся надо мной всего в полутора метрах. Этот потолок был разукрашен звездами и солнечными дисками, от которых отходили золотистые лучи, и мне понадобилось минут пять, чтобы понять – никакая это не комната, а я лежу под самым что ни на есть настоящим балдахином на широченной кровати, на которой могут уместиться человек пять, и еще останется место. Настоящий сексодром, мечта свингеров!
А еще обнаружил, что раздет догола, то есть – практически до нитки, и когда слева от меня что-то упало и хриплый голос пробурчал слова, которые я почти узнал, лихорадочно натянул на себя то, чем накрывался (что-то вроде расшитого покрывала) до самого подбородка. Глупо, конечно, я в свои семьдесят лет уже давно не стеснялся показать кому-либо стареющую плоть. Если это нужно для дела. Какого дела? Да всякого! Постельного, например.