— Осталось узнать, кто станет королевой турнира.
Давняя традиция — победитель в сражениях выбирал даму сердца, даруя ей что-то из своих доспехов, перчатку там или, бывало даже, шлем (конечно же, именно о таком пропахшем потом и лошадью подарке мечтает каждая девушка), после чего имел право танцевать с ней на вечернем пиршестве все танцы и даже ненадолго остаться с ней наедине.
Я с сожалением посмотрела на Лаали и, взяв её за руку, крепко сжала тонкие пальчики. Она у меня замечательная. Наивная немного, правда. Ведь знает же, кто станет королевой турнира — эта змеючка Амарелия, по которой Шахир, говорят, уже который месяц сохнет. И тем не менее Лаали продолжала себя обманывать.
— Кто бы ей ни стал, ты у нас первая во всём Жемчужном городе красавица, — ласково улыбнулась подруге.
И это была чистейшая правда. К своим семнадцати годам Лаали превратилась в очаровательную девушку. Невысокая, хрупкая, с тонкими нежными чертами и миндалевидными серо-голубыми глазами. А уж её густой тёмной копне, сейчас заплетённой в толстую косу, завидовали все без исключения алианы и простые девушки.
Кроме меня, наверное. Я вполне довольна своими волосами, которые мама в детстве, когда расчёсывала, с любовью и восхищением называла золотым шёлком.
Стоило мне ступить в траву, как коврик послушно свернулся тугим рулоном. Подскочил мальчишка в красных шароварах и распахнутом, накинутом на обнажённую грудь жилете (жара стояла неимоверная). Я бросила ему монетку и попросила позаботиться о моём любимом коврике. Мальчик низко поклонился и помчался к шатру — хранилищу волшебных половиков.
А мы, влившись в пёструю толпу, не спеша двинулись к трибунам. Сегодня было особенно многолюдно: финальный день сражений обещал быть богатым на впечатления. Простые горожане занимали места ещё на рассвете, иначе могли так и не попасть на представление. Знать, как обычно, не слишком спешила. И мы тоже, признаться, опаздывали. А всё Лаали! Которая никак не могла выбрать между платьем бледно-розовым и ярко-зелёным. Решив, что изумрудный цвет больше подходит зеленоглазой мне, чем ей, девушка остановилась на розовом варианте, а потом ещё добрые полчаса крутилась перед зеркалом, любуясь собой. Пока я не затащила её на подоконник, а с него на ковёр.
Мы поднялись на трибуны одними из последних, но волноваться было не о чем: никто бы и никогда не осмелился занять места, отведённые для дочери герцога Анвэри, моего отца.