— Да известно что. Ты бы еще в исподней рубахе по пирсу побегала, чтоб все наверняка увидели, какая ты, одинокая и молодая, готова сдаться в чьи-нибудь руки.
Щеки Люсиль вспыхнули, хотя в полумраке видно плохо, но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы знать, в каких случаях у девиц краснеет лицо.
— Никуда я сдаваться не собиралась! — пылко выдохнула она и зачем-то поправила платье.
— Да? — удивился Олег. — А я думал, что женщины в одиночку по темным подворотням бродят именно за этим.
Хорошенькое лицо Люсиль исказилось от возмущения, она сложила на груди руки.
— Да как вы смеете! Я приличная девушка и не потерплю, чтобы всякие там рыжие говорили обо мне непристойности. И пусть вы меня спасли, это не значит, что можно вести себя вопиющим образом!
— Вроде никто не вопит. Уже, — чуть прислушавшись, задумчиво отозвался Олег.
Люсиль захлопала ресницами растерянно и быстро, в глазах непонимание — то ли ее спаситель шутит, то ли серьезно. Но для острастки девица вскинула подбородок и потребовала:
— Я все еще жду, когда вы представитесь. В конце концов, я же должна знать, кого благодарить за спасение.
Олег покосился назад в сторону пирса, где уже совсем темно, небо чистое и звезды располагают к праведным думам.
— Да меня можешь благодарить, чего уж... — отвлеченно проговорил он, глядя на сумеречную пристань, которая освещается единственным на берегу фонарем.
— Да что вы за невежда такой, — сокрушилась Люсиль, она все еще дрожала после случившегося, но старалась выглядеть смелой. Что неплохо, но в целом бесполезно, поскольку сейчас смелость проявлять поздно. — Вас что, не учили, как надо вести себя с леди?
— Ну...
— Вы должны мне подать руку, спросить, все ли со мной в порядке. В самом деле, вы что, из леса вышли, что ли?
Олег вздохнул.
— Как давно это было. А вроде только вчера... И деревья вроде казались больше, и трава зеленее...
— Не говорите так, будто вам сто лет, — хмыкнула Люсиль.
— Да какое там, — отмахнулся Олег.
В повисшей паузе шум ночного города стал отчетливее, где-то залаяла собака, громко и недовольно закричала кошка, возмущенная женщина обругала обоих, раздался звук выплескиваемой на брусчатку воды. Люсиль смотрела на Олега, приподняв бровь в нетерпеливом ожидании, но он задумчиво косился на пирс. Снова его отвлекли от важного, и чует его нутро, совсем не ради того, чтобы тут же оставить в покое.