- И долго нам тут торчать? – не унимается мой спутник. Словно в наказание за его настырность откуда-то сверху, чуть ли не с самого лунного диска, на нас пикирует огромная белая сова.
- Ох! – Прилетело крылом жениху по упрямой головушке.
- Тьфу! – Ветром от взмахов крыльев взметнуло кисею фаты, даже в мой открытый от неожиданности рот попало.
Мы с проклятьями (невнятными жениха, безмолвными моими) провожаем птицу недобрыми взглядами. Она опускается на голову очередной скорбящей статуи – изваяний так много, что кладбище кажется заполненным неподвижной толпой – складывает крылья, издает неожиданно громкий звук: нечто среднее между клекотом и завыванием… И вдруг обрушивается спиной назад, словно подстреленная из бесшумной снайперской винтовки.
Я даже привстаю на носочки - разглядеть, что стало с сумасшедшей птицей, и вижу, как на том самом месте из ползущей над землей дымки тумана поднимается нечто бесформенное, белесо-прозрачное, как моя свадебная фата…
Жених сжимает мою руку. Это чуть ли не первое со времени нашего знакомства прикосновение удивляет – схватил чисто рефлекторно, испугавшись? Он тоже не сводит взгляда со странного (а что здесь не странно?) кладбищенского явления: глаза прищурены, брови нахмурены, губы крепко сжаты. Я чувствую, как он потихоньку тянет меня назад.
К себе за спину.
Это одновременно смешит и трогает: он пытается защитить меня!
Его самого нужно от меня спасать.