– И мы уже третий день питаемся овощами, словно какие кролики!
– Дорогой!
– Да-да, дорогая, не возражай! Куки – волшебник, конечно, но я уже видеть не могу капусту. Капуста тушеная! Капуста свежая в салате! Шницели из капусты!
– Шницели должны быть из мяса, – со знанием дела заметил Реймон.
– Именно! Шницель из капусты – извращение! Пищевое!
Эмма закашлялась.
– Лучше пищевое, – заметил Говард, – чем…
– Не при дамах! – оборвал его Храуп.
Но куда ему останавливать решившего высказаться секретаря!
– …чем поэтическое. Ваш Билли все перепутал и привез мне из прошлой поездки вместо нового сборника моего любимого Лоуренса стишата некоего Роуэнса. И у меня от сей, с позволения сказать, поэзии натуральное несварение желудка!
Булочка на его тарелке обрела для Реймона новый смысл.
Эмма поспешила вступиться за племянника.
– Билли хороший мальчик! Возможно, немного рассеянный, но этот недостаток с возрастом пройдет.
Хм, а не может ли хороший парень Билли оказаться тем самым типом, которого и выслеживал Рей? Почему нет? Рассеянный обаятельный парнишка – отличная маска. Как, впрочем, и меланхоличный любитель современной поэзии. Или нелюбитель капустных шницелей, опасающийся продешевить при продаже артефактов. Любой в лагере находился под подозрением, включая и женщин. Ведь Сам не сказал определенно, что их объект – мужчина.
К тому же, как вскоре выяснилось, далеко не со всеми обитателями Реймона собирались знакомить. Закончив с ужином, он принялся составлять тарелки, но Эмма остановила его взмахом руки.
– Не стоит, со столов убирает прислуга.
«А неплохо вы здесь устроились, – подумал Рей. – Несмотря на все жалобы на нехватку средств, сами мыть посуду или стирать белье не собираетесь». Симпатии к членам экспедиции сей факт не прибавил.
Перед сном он принял душ: вода за день прогрелась до комфортной температуры. Рассчитывал немного поболтать с Грегом, разузнать хоть какие-то новые сведения, но тот уже похрапывал, отвернувшись к стенке палатки. И все, что оставалось Реймону, так это ждать рассвета.
Или нет. В конце концов, ночные прогулки ему никто не запрещал.