Мой несносный ведьмак - страница 3

Шрифт
Интервал



Мы с огневиком переглянулись.
— Ну давай я, — неохотно решился Горс.
— Отлично, — удовлетворённо кивнул Марк и протянул огневику кристалл. — Тут все записи по упырю. Ознакомишься — и дуй к некросам. Заберёшь напарника и отправитесь в склеп. Вдруг тёмные пропустили что-то интересное.
— А совсем хорошая новость? — спросила я.
Маркус довольно прищурился, точно объевшийся сметаны кот, и сообщил:
— А самая хорошая новость состоит в том, что нам наконец-то решили выделить ещё одну рабочую единицу. Кстати, он уже оформляется и должен вот-вот подойти.
— Кто? — деловито уточнила Розмари. — Стихийник, менталист, ведьмак, некромант?
— Ведьмак, — ответил Маркус. — Тёмный. Работал в Арейле, потом в Кинтане, а сейчас решил сменить столичные проспекты на приморские улочки.
Я, насторожившаяся было при упоминании специфики дара нового коллеги, расслабилась. Мало ли тёмных ведьмаков в Шиане? Ещё и служил первое время в Арейле… Тот, из-за кого я в своё время спешно перевелась из столичной магической академии в Фесс, вряд ли согласился бы начать карьеру в захолустье.
Но мир не зря так старательно с утра пытался подсластить мне жизнь. Грандиозное западло уже шло по коридору. Оказалось, в Шиане очень, очень мало тёмных ведьмаков, потому что через несколько мгновений дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился не кто иной, как Гарет Лоренц. Пшеничные волосы до плеч, глаза цвета грозового неба, сильная, подтянутая фигура, загорелая шея в вороте белоснежной рубашки. Неизменный браслет с каменными бусинами на левом запястье. Горьковато-цитрусовый аромат туалетной воды. И улыбка, от которой мысли в голове плавились, точно кусок масла на горячей сковороде. Без малого два метра ходячего концентрированного обаяния. А принадлежность его к тёмным магам выдавали лишь зрачки, соответствующие фазам луны.
Я не видела Гарета почти шесть лет, с того самого момента, как уехала в Фесс учиться по обмену — и осталась здесь. Думала, что всё давно забылось, что воспоминания покрылись толстым слоем пыли, но один взгляд — и сердце пустилось вскачь, словно перепуганный заяц.