— А-а-а!
Кричать, когда страшно — самый верный способ нагнать страху еще больше. А уж когда прямо передо мной неожиданно возникли недовольные красные глаза, я и вовсе перешла на ультразвук.
— Чего орешь, дура?
Может, я сбрендила, но собака очень по-человечески зевнула. Демонстративно так.
Я дернулась от этого воплощения ада на земле и чуть не свалилась с узкой кровати. Односпалка, все верно. Натянув поближе к сердцу одеяло, я попыталась испепелить псину взглядом. Не получилось. Жароустойчивая пакость угрожающе пододвинулась почти вплотную ко мне.
— Слушай, я тебя предупреждала про оскорбления?
Я кивнула и вспомнила известную кинонетленку: «Я тебе говорил, что с лестницы спущу? Вот и не обижайся[1]».
— Но ведь я ничего не говорила, — сделала я попытку спасти свою жизнь.
— Зато подумала. А я вообще-то мысли читаю. И…э... в обморок вот только не надо!
Да я и не собиралась, если честно. Просто подурнело как-то. Не иначе как с похмелья.
Собака опасливо отодвинулась и вопросительно взглянула.
— Не, тошниться не буду. А в ванную все-таки надо.
Встала и чертыхнулась. Мое черное хлопковое платье помялось не то чтобы местами, а вообще — ни одного прилично разглаженного сантиметра не осталось.
Мда, ну и дела! До туалета добрела на принципе и проснувшейся интуиции. Хорошо, что нога больше не болела. Видимо, вчерашнее чудодейственное средство помогло.
Хотя, в целом, чувствовала я себя странно: отдохнувшей и уставшей одновременно. Как такое возможно? Не знаю…
Зеркало меня встретило, ехидно усмехаясь. И я полностью прониклась своим падением: косметика превращала меня из просто милой девушки в помятом платье в… жуткого восставшего из могилы зомби. Быстро умылась хозяйственным мылом, лишь бы смыть эти разноцветные разводы. Белокурые кудряшки — моя гордость и красота — спутались в дикие колтуны. Пришлось плоской хозяйской расческой аккуратно расчесать их сначала на кончиках, а уж потом по всей длине.
И половину своей шевелюры я точно оставила на полу ванной!
Потом осмотрела себя в зеркале и решила, что сойдет. И вообще, пора завтракать и возвращаться домой. Мама небось переживает. Надо ей срочно позвонить. Но прежде — позавтракать, иначе умру от голода.
Впервые меня шатало. И в животе играли симфонии.
На кухню я вошла потихоньку, оглядываясь и напряженно ожидая встречи с родственниками парня. Наверное, они вернулись после утренней смены и вряд ли обрадуются, обнаружив меня в таком виде.