Я достала из заплечного мешка свою аптечку и разложила на коленях походный несессер с фиалами. У меня как у зельевара выбор имелся весьма обширный и на все случаи жизни. Правда, кое-что было экспериментальным и вообще работало только в теории. Но для простой царапины такие ухищрения не требовались, и я, щедро зачерпнув заживляющую мазь, потянулась к ободранной физиономии дикаря.
Не тут-то было: он перехватил мою руку, больно стиснув запястье.
– Решила довести дело до конца?
– В смысле? – опешила я.
– В прямом. Добить меня решила? – с уморительной серьёзностью поинтересовался дикарь.
Я с трудом сдержала смех. Это ж надо... бандитов не испугался, а простой заживляющей мази ещё как.
– Не бойся, это не больно, – заворковала я. – Чуть пощиплет и пройдёт. Зато шрама не останется. Зачем такому красавчику шрам?
– Не разговаривай со мной как с ребёнком!
– А ты не веди себя как ребёнок! Заживляющей мази только малыши боятся.
– Я не боюсь заживляющую мазь. А вот в твоих руках...
– Да ладно тебе, – обиделась я. – Бери и мажь сам. Руки ему мои не нравятся, глядишь ты!
Я вырвала руку и, сунув ему баночку, принялась втирать оставшуюся на пальцах мазь в зарождающийся на предплечье синяк. Дикарь с минуту сидел неподвижно, а потом всё-таки пересилил свои глупые страхи и потянулся к лекарству. Правда, набрал всего ничего, да ещё и обнюхал с подозрением.
Окончательно разобидевшись, я подхватила перевёрнутый котелок и молча пошла к ручью. Я простила ему и хамство, и кинжал, и даже испорченную куртку простила бы, наверное, со временем. Я вообще отходчивая, так мама говорит. Но недоверчивое отношение к моим зельеварским умениям прощать не желала: «Я ведьма в семнадцатом поколении! Лучшая на курсе зельеварения! А он от моей мази шарахается как от убойной отравы! Скотина! Хам! Дикарь! Да я с детства эту мазь варила лучше мамы!»
Когда я вернулась на поляну, негодный спутник уже ворошил поленья в заново разожжённом костре. Мой сложенный несессер лежал на бревне, а крови на щеке дикаря не было. «Смотри-ка, снизошёл-таки, – с долей удовлетворения подумала я. – И правильно. Воспаление даже дикарям не нужно».
Убрав аптечку обратно в мешок, я засыпала в котелок горсть пряных трав, собранных тут же у ручья. Пока вода закипала, я достала хлеб и бумажный пакет с сыром. Дикарь хмыкнул и полез в висящие на его колёсном уродце сумки. На свет появились ветчина, мигом окутавшая своим ароматом всю поляну, лепёшки и плоская жестяная банка. За стол сошёл широкий пень, и вскоре мы уже сели за поздний ужин. А на сытый желудок завязалось и подобие нормального разговора.