– Да ради всех стихий! – с облегчением выдохнул ректор, протерев обширную лысину большим носовым платком. – Выбирайте.
И этот морщинистый колобок, чтоб у него все зомби взбунтовались, подтолкнул вперёд меня. Да так, что я чуть не впечаталась в широкую грудь заущельного мага.
Уголки его губ дрогнули в усмешке, и я сообразила, что это тот самый парень, что подмигивал мне из комнаты. У меня отлегло от сердца. Нормальные они, что это я. А то, что отмороженных изображают, так кто из нас не занимался тем же самым перед профессорами. Особенно когда ответа на вопрос не знаешь.
Ректор с грехом пополам построил нас в кривую шеренгу и радушно взмахнул рукой: выбирайте, мол. Гостей не пришлось просить дважды. Словно по какой-то команде они одновременно шагнули к нам. Движение было слитным и отточенным, словно репетировалось множество раз. Никто ни с кем не столкнулся, не замешкался и, похоже, даже не задумался. Мгновенье спустя каждый заущелец стоял напротив выбранного студента, положив руку ему на плечо. Увы, передо мной остановился самый отмороженный. Он и не посмотрел на меня. Так и сверлил неподвижным змеиным взглядом ректора поверх моего плеча.
– Ну вот и замечательно, – потёр пухлые ладошки старик. – Знакомьтесь и отправляйтесь. Эти древние стены должны хоть иногда отдыхать от нездоровой студенческой суеты!
Быстрым шагом, сильно смахивающим на поспешное бегство, он выкатился за дверь. Напомнив себе, что заущельцы такие же люди, как и мы, я протянула руку:
– Индира Варгас, зельевар.
В ответ меня смерили холодным взглядом:
– Пошли уже, зельева-ар...
И он первым вышел из комнаты. Робость и смущение мгновенно смыло всепоглощающей волной возмущения: «Да что этот дикарь себе позволяет?!»
Ответ на этот риторический вопрос я нашла очень быстро: дикарь позволял себе всё. К тому моменту, как мы оказались на транспортном складе, я уже кипела, как готовый взорваться котёл. Этот заущельный хам попросту игнорировал моё присутствие. Но стоило мне замешкаться хоть на секунду, как в ход шли такие презрительные взгляды, что я невольно вспоминала уроки по самозащите от дядюшки Перкина. Тот предпочитал самые подлые приёмы, а словосочетание «боевая этика» считал ругательством.
Но, увы, заущелец не дал мне ни малейшего повода использовать эти знания на практике. Да я и сама бы, наверное, не рискнула взбесить и без того злого ректора, размазав по двору академии его драгоценного дикаря.