– Вы зря так упрямитесь, Лина. Многие женщины готовы отдать последнее, чтобы я от них питался.
Полные его губы изогнулись в нежной улыбке. Он поднялся и текучим движением направился ко мне, Лилу поманила к себе Рафаэля. Мы замерли как кролики перед удавами, ведь сколько бы силы в тебе не было, инстинкт размножения подчинить нельзя.
– Я так понимаю, сегодня вы нам ничего не скажите.
– Зачем говорить, если можно делать. – Произнесла Лилу, приближаясь к Рафаэлю и прикасаясь губами к его щеке, он посмотрел на меня расширившимися глазами, я все еще не отпускала его руки. Алехандро поднес ладонь к моему лицу и провел пальцами по скулам, черт, это было хорошо, слишком хорошо.
– Слишком горячо, Рафаэль. Слишком горячо.
Пробормотала я, вспоминая наш утренний разговор. А Лилу уже оттеснила его прочь, повела за собой, нашептывая что-то на ухо. В этой комнате была еще одна дверь, за которой они и собирались скрыться и оставить нам кушетку и комнату, наполненную свечами. Дьявол! Опасен не факт кормления, а то, что близость с суккубом или инкубом в случае с Алехандро подобна наркотику. Попробовав один раз, не вернуться за добавкой практически невозможно. Губы Алехандро приблизились к моему лицу, он мягко, но уверено обхватил меня за талию:
– Я тебе потом расскажу все, что ты хочешь, обещаю. Но в начале ты меня хорошенько накормишь, я такой голодный. Смотрю на тебя и чувствую голод и губы жжет, как хотел бы я охладить их о твою кожу.
Дыхание его было теплым, моя правая рука уже лежала на его плече, мне хотелось приблизить его к себе еще. Но громом раздались слова Рафаэля, зашумевшие нечеловеческой волей:
– В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.
Вокруг ангела заклубилось голубое сияние, волосы у меня на голове встали дыбом от ощущения этой ледяной силы, силы света, той, какую я никогда не видела, о которой слышала из рассказов уцелевших темных. Светлые редко обращаются к собственной магии, только в моменты опасности для жизни они осеняют себя крестным знаменем и начинают месить нас как говно лопатой. Судя по тому, что ко мне вернулась способность к изысканным метафорам, магия Алехандро выветрилась. Лилу и ее сын зашипели и отскочили от нас, стали видны их истинные лица, кожа их истончилась и потемнела, рты широко раскрылись в зверином оскале, мать и сын забились в противоположную часть комнаты, Лилу взвыла. Ее ухоженные маленькие ноготки превратились в черные когти, Алехандро закрыл глаза руками и весь съежился. Я тронула Рафаэля за плечо, понимая, что может и не так плохо иметь в партнерах ангелка.