Машинист прихватил мой рюкзак. Руки-ноги немилосердно тряслись, но с помощью мужчин удалось доковылять до головы поезда.
То, что они говорили или спрашивали, сливалось в сплошной гул, невнятный и подёрнутый пеленой головокружения. То ли ругались, то ли успокаивали — я ни слова не разобрала. В ушах гудело, ноги подламывались.
Мужчина в спецовке положил мои ладони на грязный холодный металл лестницы, подтолкнул под локоть, сопровождая этим свои объяснения — наверное, заметил, насколько я не в себе. Но подняться самостоятельно сумела, а на платформе приняли двое — причитающая полная женщина с добрым испуганным лицом, одетая в форму, и мужчина в гражданском, кажется, из пассажиров. Подоспели полицейские. Они тоже что-то спрашивали, потом спорили между собой…
Воссоединение с окружающим миром случилось на другом конце эскалатора, в небольшой комнатке, куда набилось несколько человек — наверное, кабинете начальника станции. Здесь было душно, шелестел вентилятор, а мне под нос догадались сунуть нашатыря и в руку — кружку с холодной водой. Кружка пахла застарелым чайным налётом. Я выпила залпом, захлёбываясь, пролила часть на футболку, но это помогло сфокусироваться.
— Лучше? — спросила строгая немолодая шатенка в форменной блузке, которая сидела рядом, на соседнем стуле.
— Наверное, — сказала нетвёрдо, хрипло.
— Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит? Голова кружится? Скорая сейчас будет, — заверила она.
— Нет, я… нормально, вроде бы, — заверила, прислушиваясь к себе. Боль пульсировала в плече и во лбу, от слабости и пережитого страха колотило, зудели ссадины, но руки-ноги на месте, слушаются, явно ничего не сломано. — Повезло.
— Вы молодец, правильно себя повели, — похвалил стоявший рядом мужчина в форме службы безопасности метро. Русый с проседью, с редкими усами и седой щетиной, он утирал платком лоб и выглядел совершенно измученным. — Только под поезд зачем бросаться? Такая молодая, симпатичная девушка...
— Я не бросалась! — От искреннего возмущения даже сил прибавилось. — Меня толкнули!
Но продолжить выяснение ситуации сразу не удалось, подоспела обещанная скорая. Возмутительно жизнерадостный врач, невысокая худощавая женщина лет пятидесяти, начала неоригинально:
— Ой, какая хорошенькая! Вылитая Варлей в молодости! — заявила она.