Я что-то неуверенно блею в ответ, пытаясь разубедить его в своей вчерашней невменяемости и в неспособности сделать осознанный выбор.
– И все же я не должен был так поступать. У меня тяжело на душе, совесть мучает, – продолжает он гнуть свою линию. – Я же видел, в каком ты состоянии…
Я начинаю догадываться, что он жалеет о содеянном, но хочет преподнести это в необидной форме. Да молчал бы уж лучше. Я и так ничего больше не ждала. Остается только встать, ополоснуться и уехать. Можно даже без кофе, по дороге куда-нибудь заскочу. Но обидно. Вот прямо до слез обидно, хотя это, конечно, похмельная плаксивость. Завтра все пройдет. Главное, пережить этот конкретный момент. Просто еще несколько минут назад было так хорошо и сладко, мне нравился его ласкающий взгляд, была приятна близость. Я даже надеялась на повторение перед отъездом. А теперь что-то как-то уже не хочется. Хотя я ж еще недавно собиралась натрахаться впрок. Может, все-таки стоит? С паршивой овцы, как говорится…
Я снова сбивчиво и невнятно бормочу в ответ какую-то ерунду, но он, не слушая меня, вдруг продолжает:
– Прости меня, что поддался. Но я уже старенький, а ты такая юная, такая живая и желанная, и просила с таким жаром…
Я вдруг запоздало вспоминаю свои ночные крики «Трахай же меня! Трахай! О, давай! Еще!», из груди тут же вздымается вверх горячая волна стыда, душит, захлестывает до шума в ушах, и раскаленная кровь приливает к лицу.
– Я не смог сдержаться, – говорит он. – И все ж понимал, ну, выпила лишнего, а так бы ни за что подобным образом себя не повела. Но не смог, старый дурак, отказать себе в удовольствии. Прости меня, девочка моя…
Я смотрю на него во все глаза и вдруг понимаю, что он говорит искренне.
– Я все-таки надеюсь, что тебе было хорошо со мной, несмотря на нашу разницу в возрасте.
Он продолжает нести эту извинительную чепуху, и до меня начинает что-то доходить. Но пока не до конца.
– У нас большая разница в возрасте? – невинно спрашиваю я. – И какая же?
Он, снова разглядывая меня восторженными глазами, испускает нарочито тяжелый вздох, и у меня вдруг проскальзывает мысль, что не так уж и мучает его совесть. Кажется, напротив, он вполне гордится собой и тем, что удалось соблазнить женщину намного младше его. Да почему намного-то?
– Ну, я предполагаю, лет двадцать. Может, восемнадцать, – пожимая плечами, говорит он, и я чувствую, что мои глаза ползут на лоб. Я тоже приподнимаюсь на локте, пристально вглядываясь в его лицо.