- А как же твой сын? Ему тоже не стираешь и не готовишь?
- Моему сыну уже восемнадцать, и он от меня съехал еще год назад, когда поступил в институт. Поэтому я живу в свое удовольствие, хочу, в ресторане ем, хочу, в местную столовую загляну, а если есть настроение, могу приготовить как на роту солдат и съесть все одна перед телевизором под сериальчик, и никто мне не выскажет за невымытую вовремя посуду или за пустой холодильник, в котором мышь еще месяц назад повесилась. Я счастлива, Захар, и мне для этого не нужен храпящий по ночам мужик, устраивающий с утра истерики только потому, что у него носки чистые закончились. А для секса у меня есть ты, который тоже не стремиться окольцеваться. Я права?
- Полностью.
- Вот видишь, счастье не равно брак и брак не равно счастье.
С Ларкой я был полностью согласен, на собственной шкуре эту истину прочувствовал и осознал в свое время.
Едва я переступил порог номера, как раздался звонок от Терентьева.
- Слушаю.
- Захар, у нас снова пять исков в суд.
- Кто?
- Нечаев. Не напрямую, конечно, но его почерк везде, - как же эта сука меня достала.
- Насколько все серьезно?
- Один иск пустой, там даже смысла нет обсуждать, два на досудебном наши развалят. А вот с остальными повозиться придется.
- Найди самого зубастого юриста, подкинь ему мяска.
- Может, наши справятся?
- Давай без «может». Делай, что сказал.
- Понял.
Влад скинул вызов, а я, выматерившись, бросил сумку на кровать и открыл дверь на лоджию, доставая сигареты и закуривая.
ГЛАВА 4
Едва я заметила Довлатова, выходящего из лифта, поняла, что его расположение духа оставляет желать лучшего. Что ж, видимо, Терентьев прислал информацию по новым искам не только мне. В офис Левашова мы ехали в молчании, Довлатов, даже не произнося ни слова, замораживал атмосферу вокруг себя, заставляя внутренне ежится. Не завидую я Николаю Степановичу и всем его подчиненным, чувствую, подписание будет «веселым».
Он был недоволен. Внешне расслабленная поза была обманчивой, он просматривал бумаги, которые притащили помощники Николая Степановича, и его взгляд становился все темней. Плохой знак. Челюсти сжаты, брови сошлись на переносице, а на лице отпечаток злости. Помощники Левашова, после каждого отброшенного на стол Довлатовым листа, нервно поправляли галстуки и хлебали воду. Что ж, это обычная реакция на Довлатова, мало кто спокойно выдерживает его взгляд, особенно когда он не в духе.