- Значит, раскроете дело, как найдете второго торчка, который этого за дозу замочил, - решил Паскаль.
- Скорее всего, - кивнул Зайцев. Но я тебе вот что скажу. Он не искал дозу. Он пытался кое-что закопать...
- Так-так, - протянул Паскаль.
Подполковник порылся в кармане и протянул раскрытую ладонь, на которой лежала ветка. Вот только форма у нее была странная сросшийся треугольник. Если бы продеть через него шнурок, получилось бы украшение в этностиле. Страшненькое такое.
- Отдашь чарм? спросил Паскаль.
В этом вопросе было нечто большее, чем просьба просто подержать, посмотреть. Нечто, понятное только им двоим в этом лесу, да еще тому, кто тихо лежал под черным мешком. Нечто, что оправдывало присутствие опера по особо важным делам у тела обычного наркомана.
Зайцев стряхнул ветку с ладони, как стряхивают насекомое вроде садового клопа: осторожно, но брезгливо.
- Лежало под ним, - пояснил он.
- Значит, второй не в курсе, - кивнул Паскаль. Ты не возражаешь, я похожу вокруг?
- Делай, что считаешь нужным, - пожал плечами подполковник.
В следующее мгновенье он уже не обнаружил собеседника рядом с собой. Пробормотал что-то сквозь зубы и пошел к криминалистам.
***
Паскаль двигался в амальгаме, словно хищная рыба, еще не оголодавшая, но и не сытая. Здесь, между секундами, он мог не опасаться ни взглядов криминалистов, ни повышенного внимания полицейских, ни неодобрения Зайцева. Он понимал подполковника. У людей с нормальной психикой крыша не выдерживала, если дело касалось другой реальности. У Зайцева психика была отличная. Она выдержала три года назад, когда общее расследование столкнуло их лицом к лицу с Паскалем, но это вовсе не означало, что подполковник принял это знание, как родное. Понял? Возможно. Принял нет.
Березы в амальгаме плавились теплыми свечами. Зимнее сияние было притушено, это летом они светились так, что глазам делалось больно. Там, где росли березы, граница между миром и амальгамой становилась тоньше, проходимее. Недаром испокон веков березы считались обережным деревом. Их сажали за заборами.
В янтарном свечении разлапистое пятно тьмы было особенно заметно. Рядом с пятном гасло другое, вытянутое, источало мертвенно-синее сияние сквозь едва заметную пленку мешка.
Пройдя мимо, Паскаль остановился у черной кляксы. Она потихоньку уменьшалась в размерах земля всасывала ее, как нефть, березы растворяли светом. Однако время еще было.