– Насколько мне известно, дело до сих пор не раскрыто, – вздохнула я.
Душу я отпустила сразу же, но ни полицейские, не судебный следователь не поверили, что купец первой гильдии Лука Фомич Гордеев был задушен неизвестным ему лицом. По их мнению, лучшим свидетельством самоубийства был найденный подвешенным на балке в конюшне труп. Вторую странгуляционную борозду разглядел лишь лекарь на вскрытии, а мои слова о полном отсутствии склонности к лишению себя живота у такого явно жизнелюбивого человека (самоубийцы, как правило, не отличались хорошим аппетитом) просто проигнорировали.
– И мне нечего вам возразить, – согласился Протасевич.
А потом я имела неосторожность рассказать о методах ведения полицейского дознания на журфиксе у семейства судебного поверенного Афанасия Канонникова, куда чуть не силой привезла меня тётушка. И откуда мне было знать, что господин Канонников давно воюет с полицмейстером?
Мне с ним делить было нечего, зато господин Рогожин сразу причислил меня к вражьему стану. Только что в спину не плевался, пока не выяснил у дяди, что я в действительности некромант, хоть и женскага полу. Стал вежливо здороваться и даже улыбаться, но глаза у него при этом были, как у цепного пса, следящего за разгуливающим по двору наглым хозяйским котом.
– Мне кажется, убийцу горничной при таком подходе и вовсе искать не станут, – обронила я, допивая последний глоток.
– Зря вы так, Екатерина Аркадьевна, всё же полицейские у нас неплохие, – возразил Протасевич. – Тот же начальник сыскного отдела Фома Самсоныч Дрожкин – не глупый человек, отнюдь не глупый!
– Верю, – кивнула я и поднялась из-за стола.
Фома Самсонович Дрожкин стоял навытяжку перед господином полицмейстером и с тоской вспоминал, как хорошо жилось сыскному отделению в прежние времена. До того, как во Всеволжске изволила появиться злонамеренная мадам Бланшар. И дела делались своим чередом, и преступнички ловились, и Фоме Самсоновичу не приходилось по каждому случаю испытывать начальственный гнев.
– Я вам для чего это говорю? – продолжало разоряться начальство в лице господина надворного советника Рогожина.
Был Рогожин высоким, слегка подобрюзгшим, но всё ещё привлекательным для дам, тщательно следил за внешностью и даже (Фома Самсонович слухам не верил, но подчинённые болтали, будто посещает полицмейстер дамскую цирюльню) руки холил специальной глицериновой эмульсией.