- Вы что же думаете, я просто так получил звание Темнейшества? – на меня посмотрели с вызовом. - Я зарабатывал его годы напролет. Никто здравомыслящий не посмеет явиться с соболезнованиями относительно моей горькой участи. Никто не рискнет преступить границы дозволенного…
Вопреки его словам посреди двора ярко вспыхнул портал, из него на снег шагнула невысокая облаченная в белую шубу фигура. Она огляделась и царственной походкой направилась к дому. Маг замер, я победоносно улыбнулась, приятно быть правой в своих предположениях. Его Темнейшество все-таки прибыли спасать. Правда, улыбка моя быстро съехала с лица, когда дама обратилась к выглянувшему на стук дворецкому.
- Где она?! Немедленно скажите, где она! - Ее встревоженный голос эхом расходился по пространству и долетал до заснеженной беседки. - Где бедная девочка, коей намеренно испортят жизнь? Влюбят и бросят с массой проблем? Где этот маленький цветочек, угодивший в лапы чудовища?
- Ка-какого чудовища? – вопросил Ирвин, оглядываясь назад, возможно, на двери малой гостиной.
- Коего мне суждено было выносить и выстрадать? – Дама знакомым жестом подвинула дворецкого в сторону, прошла в дом. - Людвиг весь в отца, и я более чем уверена…
- Выстрадать? Это ваша мама? Но почему она беспокоится обо мне?
Вместо того, чтобы ответить хоть на один вопрос, маг вдруг изменил своему первоначальному решению, развернулся, повел меня прочь от гостьи и ее причитаний. А заметив на снегу поисковые сети, вовсе подхватил на руки и стремительно зашагал к видневшейся за оградой карете.
- Вы говорили что-то о медовом месяце и необходимости провести его вне дома? Я за двумя руками. Чем дальше мы уедем, тем лучше.
Держи он меня перед собой, я бы получила больше удовольствия от перемещения, однако будучи перехваченной как свернутый ковер, смогла лишь фыркнуть. И фыркнула второй раз, когда меня, не особенно церемонясь, занесли в карету.
То, что для его Темнейшества я не являюсь женщиной, способной его увлечь, стало очевидно в нашу первую встречу, когда он небрежно представился и не посчитал нужным коснуться моей руки поцелуем. Он не интересовался мной, не пытался ухаживать и большую часть времени молчал, предоставив слово адвокату. В тот тяжелый час я не имела ничего против. Отчаявшись не хуже графини Лебирс, мне тоже довелось мыслями метаться между постригом в монахини и королевской службой. В первом случае, я бы не позволила родственникам получить поместье до конца своих дней, во втором, стала бы опаснейшим оружием его Величества, неотвратимым, тайным, бесценным.