- Куда?
- Куда-нибудь…
…юродивый там или слепой… слепой – тоже неплохо, особенно, коль ослеп, отечеству служа, но главное, что не в Арсиноре. Теперь понятно, за что Басурмана убрали. Он бы с этаким дерьмом связываться не стал бы и другим бы не позволил.
- Дурак ты, - Игнатка носом шмыгнул, соплю подбирая. – Так и будешь до смерти самой туточки сидеть…
Чем плохо-то? Тепло и мухи не больно кусают, хотя нынешним днем они, надобно признать, свирепые вышли…
- …а я вот в люди выбьюсь…
- В петлю ты выбьешься, - нищий покачал головой, уже понимая, что ничего-то он не переменит. Да и надо ли? Коль охота Игнатке зверя коронного за хвост тягать, то и пускай себе. Не понимает, дурья башка, чем подобные игрища чреваты. И видать, прочел Игнатка что-то этакое, понял, если головой косматою тряхнул, оскалился и зашептал быстро так, захлебываясь словами:
- Вот увидишь, скоро все переменится… вона, на этое… именитства велено, чтоб шли на площадь… бочки, небось, выкатят. А в тех бочках…
Нищий попритих, только и Игнатка понял, что лишнего сболтнул.
- Весело будет… - сказал он, листочки раскидывая. И ветер поднял, закружил, понес по-над рыночною площадью. – Только не всем… полыхнет Арсинор, что небо давече.
…и нищий знал, кто будет гореть в том костре.
Только… не маленький уже Игнатка, а он… у него своя дорога, небось, велика империя, хватает в ней жалостливого люда. Правда, сперва надо будет словечко шепнуть одному человеку, который, глядишь, и поблагодарит, если не рублем, то подорожной.
Подорожная даже нужнее.