Душа империи - страница 3

– Мы почти пришли, смертный, – Селера даже позволила себе улыбнуться, когда обернулась. – Не отставай. Осталось совсем немного.
Ее взгляд скользнул по нему, словно она оценивала его возможности, решала для себя, способен ли он на что-то, сможет ли пройти весь путь до конца. Возможно, она точно знала, что ждет их впереди, потому ее взгляд был столь внимательным и острым, как трехграный женский кинжал, который называли Милосердием, ведь он дарил быструю смерть, заканчивая агонию смертельно раненых. Мегин даже побоялся уколоться об него до крови. Эльфийская богиня улыбнулась, видимо что-то решив для себя. Она осознавала, какой эффект она производит на смертных, потому отвела взгляд.
– Идем, Мегин, не стоит тут слишком долго задерживаться, – произнесла она. – Посмотри на знаки, которыми покрыты стены, они принадлежат служителям темного бога, что был уничтожен очень давно, но в них все еще есть его сила. Долго быть здесь нельзя. Даже мне. Особенно мне. Они вытягивают из меня силу, и вскоре мой свет потускнеет, станет слабым и беспомощным. А нам предстоит еще столько сделать ради империи и твоего племянника. Поторопись.
– Но кто начертал эти знаки? – Мегин вертел головой, разглядывая стены, пытаясь увидеть смертельно опасные знаки, о который говорила Селера.
– Того никто не знает, – вздохнула богиня. – Они просто появились однажды, и мы были вынуждены покинуть это место. Я использовала его лишь раз, чтобы спрятать то, что ты сейчас ищешь. Но эти знаки… Они мне делают больно, словно высасывают из меня мою бесконечную жизнь… Давай поторопимся. Не знаю, сколь еще долго смогу сдерживать черную силу зла, что таится в этих знаках. Мои силы тают. А я не хочу остаться здесь навеки.
Часть седьмая. Тучи сгущаются
ГЛАВА первая
Четвертый месяц осени лилар. Сороковой день месяца.
Первый месяц зимы янир. Первый день месяца.
144 год от рождения империи
Небеса налились свинцом. Небосвод стал темным и тяжелым, грозясь обрушиться на землю всей своей массой. В воздухе ощущалось скорое пришествие беды, которая непременно накроет их огромной приливной волной. Воздух буквально провонял тревогой. которая приближалась к главному замку ан Кьель да Скалэеев, Самтару. Даминитри атэ Елар Винарз чуяла этот смрад, который нес ветер от горизонта, бросая его ей в лицо, словно пытаясь предупредить. Только о чем, было пока не понятно. Даминитри позволила себе наморщить нос, когда эта вонь принялась щекотать ноздри. Она даже не удержалась и потерла кончик носа пальцами, затянутыми в кожу перчатки. Это было недостойно благородной мины, но простительно капитану императорской гвардии. На нее смотрели не как на дочь знатного семейства, но как на воина, и она пользовалась этим без зазрения совести. Ей это бесконечно нравилось. Ей всегда претили жесткие рамки этикета и правил, в которые загнали женщин империи. Редко кому из представительниц прекрасного пола империи удавалось вырваться из цепких лап принятых устоев. Даминитри усмехнулась, поправляя выбившийся из тугой косы локон, который налетевший ветер бросил в глаза. Это было такое простое и естественное движение, что со стороны могло показаться, будто у нее все наладилось, и она просто наслаждается ветерком. Но тревога, пропитавшая воздух, не позволяла ей расслабиться даже в такие моменты, не позволяла выдохнуть и идти дальше. Она не знала, чего им следует опасаться, но прекрасно понимала, что до сих пор не выполнила приказ принцессы и не арестовала Аниссу анэ Кьель да Скалэй, которой предстояло предстать перед судом империи за измену. Даминитри знала, что герцогине грозит смертная казнь, и потому она будет сопротивляться всеми доступными силами, порой совершая еще более тяжкие преступления против короны. Никто добровольно не пойдет на Черный холм, это капитану императорской гвардии было ясно. Она и сама не пошла бы туда добровольно, чтобы расстаться с жизнью. Разве только для сохранения чести семьи, ведь позор от ее побега пал бы на всех ат Елар Винарзов. Вот например сейчас тень позора Аниссы нависла над ее столь любимым сыном Рихином. О ее слепой материнской любви Даминитри успела наслушаться немало историй. Каждый слуга в замке спешил довести до сведения капитана императорской гвардии о проступках герцогини, рассказать о них во всех подробностях, даже о тех, которые не относились к полномочиям имперской власти. Девушка не раз ловила себя на том, как вздрагивала и брезгливо морщилась, слушая эти рассказы. Впечатляли они даже эльфийского лекаря, что лечил герцога Этина после магического отравления, устроенного любящей супругой. Ему казалось, что Анисса вовсе тронулась умом и все ее деяния были продиктованы лишь больным разумом, который заставлял ее быть чрезмерно жестокой с родными людьми.