Проскользнула мысль: а что, если открыть окно и попросить мужчину в клетчатом помочь мне выбраться отсюда? Но я тут же отбросила эту нелепую идею: что за чепуха лезет в голову? Разве можно девушке связываться с совершенно незнакомым человеком?
Незнакомец ещё немного пофланировал по бульвару, покуривая свою трубку, и направился прочь, изящно опираясь на трость. Я машинально проводила его глазами: наблюдая за ним, я отвлекалась от жгучей тревоги. Теперь же, когда бульвар опустел, паника навалилась с новой силой.
Я вновь заметалась по каморке, потом убрала с табурета деревянную лохань и присела к столу. На грубой столешнице стоял стакан, глиняная тарелка и ложка, больше не было ничего. «Точно, как в тюрьме» — подумалось мне. Хотя в свои семнадцать лет о тюрьмах и камерах я почти ничего не знала.
Захотелось пить, и я зачерпнула из лохани немного воды, приостановилась, всматриваясь в неё, затем отхлебнула. К моему удивлению она оказалось свежей и прохладной, будто из родника. Я сделала несколько глотков, затем набрала воды в стакан и поставила его перед собой. Хорошо, что здесь есть вода: теперь я могла хоть немного отвлечься...
Я долго, пристально вглядывалась в прозрачные стенки стакана, пока, наконец, на поверхности воды не появилась мелкая рябь, будто на летнем озере под лёгким ветерком... Затем вода в стакане слабо засветилась и слегка выплеснулась через край. Прозрачный, слегка мерцающий ручеёк побежал по столу, я выставила ладонь, преграждая ему путь. Ручеёк послушно остановился, задержался, будто раздумывая и медленно вернулся обратно в стакан.
***
— Зинаида! — точно предчувствуя беду, Виталь был в тот день особенно печален и встревожен.
Он нежно поцеловал меня, но не оглянулся привычно на дверь, словно ему было всё равно, если про нас узнают.
— Ты чем-то расстроен?! И я прошу, не зови меня Зинаидой! Ты же знаешь, я ненавижу это имя!
— Хорошо. — Виталь ласково, будто ребёнка, погладил меня по голове. — Как же ты хочешь, чтобы я называл тебя?
— Просто Ида. Зинаида, это просто ужасно: тоскливо и тривиально. А ещё папа и мама в детстве всегда звали меня Зинаидой, когда хотели выбранить или поставить в угол!
— Хорошо, — повторил Виталь. — Ида, это просто замечательно! И очень тебе идёт.
Я видела, что мыслями любимый где-то далеко и мне стало обидно. Я-то ведь жила нашими встречами, и в присутствии Виталя была настолько же счастлива, насколько несчастна после его ухода.