Я задумчиво хмыкнула. С одной стороны, собственный инквизитор – это неплохо. Представители сего древнего ордена были своего рода надзором, который имел дело с преступлениями, нарушениями и прочими злоупотреблениями, связанными с магией, чарами и зельями. Нет, расследовать все это могла и обычная полиция, но принимать решения о блокировке дара, судить магов, ведьм и разбираться с особо сложными делами – было уделом инквизиторов. Я, конечно же, никаких преступлений совершать не собиралась, зато теперь мне больше не нужно будет ездить раз в два года в ближайший крупный город (почти семь часов поездом, на минуточку), чтобы заверить там свою ведьминскую лицензию.
С другой стороны – нашей доблестной полиции придется привыкать к новому начальству, пришедшему со стороны. И хорошо бы, начальство пришло адекватное. Прошлый глава благополучно отправился на заслуженный отдых месяц назад. В начальничье кресло никто не рвался, и дознаватели спокойно работали, ожидая, когда кого-то из них назначат на освободившуюся должность. Вот только в столице решили прислать своего человека.
– Интересная новость, – сказала я в итоге. – Но мне по-прежнему непонятно, а причем здесь, собственно, я.
– Мы должны показать господину инквизитору, что наш город отлично подходит для жизни и работы.
– Ничего не имею против. Показывайте. Или вы решили со всеми ведьмами провести разъяснительную беседу?
– Только с вами. В конце концов, вы у нас самая… разносторонне одаренная.
Я хмыкнула, услышав такой странный комплимент. Вообще в Морангене было пять ведьм. Илгерта Трауб держала самый большой и известный в городе салон красоты, превращая там старое в молодое, морщинистое в ровное, а тусклое – в здоровое и сияющее. Айнона Шалтер трудилась дознавателем в полиции, что лично мне казалось очень странным, потому что ведьмы, как существа независимые, не слишком любили иметь над собой начальников. Мерия Тир, жена главного целителя местной лечебницы, была специалистом по лечебным зельям и владела аптекой при этой же лечебнице. Ну а старой Арле недавно стукнуло сто пятьдесят три, она начала терять силу и красоту, поэтому доживала свой век где-то на отшибе.
Среди них я действительно выглядела самой разносторонней. Я делала зелья, амулеты и обереги, снимала наговоры и порчи, заговаривала больные колени, курятники и морские корабли, отвечала за стоящий возле моего дома маяк. Но мне казалось, что это вообще никого не должно смущать.