Это он о сопровождавших нас солдатах на мотоциклах.
Мои глаза метнулись в их сторону, и я чуть не взорвалась негодованием.
Знаете, что выражали их лица? Равнодушие. Им было всё равно, что произошло в этой деревне. Как будто ничего особенного не случилось. Так обычная карательная акция, и всё. Акция! Не жизни людей сгоревших заживо! А один, вообще, ухмылялся и довольно вертел головой, словно любовался живописным пейзажем. Захотелось подбежать к нему и надавать по его роже. Такой мой поступок стал бы настоящим провалом. Тут же по приезде, кто-то из них или все сразу, сообщили бы в гестапо: ефрейтор Липне ведёт себя слишком подозрительно. Она испытывает жалость к врагу. Меня сразу бы арестовали и с усердием спросили о моём сострадании к не арийской расе. Рихарду тоже бы досталось. Благо в момент моего закипания, из машины вышел Курт и его полные ужаса глаза придали мне сил сдержаться. Всё-таки не все немцы нацисты и скоты. Смотря на нашего шофёра, я вспомнила семью Краузе. Преступления одних не делают других преступниками. Может, только молчаливыми соучастниками, потому что своим молчанием позволили другим преступить через грань человечности.
Глубоко вздохнув, я посмотрела на любовника. Его глаза молили меня не совершать необдуманных поступков. Он боялся, но боялся не за себя, а за меня. И я не могла так поступить с ним.
- Всё хорошо, Рихард, — и убегая его руки с моих плеч, повторила, но уже шёпотом. – Всё хорошо.
- Поедем отсюда? – осторожно спросил штандартенфюрер.
- Да, — на вдохе, ответила я.
Оставшуюся дорогу я проехала в полном молчании. Упёршись лбом в стекло, смотрела в окно. Больше сожжённых деревень нам не попалось на пути, только люди. Они испуганно отбегали к обочине и застыв, как статуи, смотрели себе под ноги. Провожая их взглядом, я вспомнила слова Отто: «Страх лучшее лекарство от глупости». Нет, мой любимый, страх делает людей отчаянными и опасными. Вот такой испуганный мужичок, вполне способен всадить нож в спину.
В Шклове мы были уже вечером. Рихард не хотел задерживаться в этом городе и на вопрос местного коменданта: «Может, перенесёте допрос на завтра?», решительно ответил: «Нет!».
Помещение для допросов находилось на первом этаже в конце коридора. Нас проводил сам комендант: майор Ланге и тут же отправил солдат за русским диверсантом. Ждать с нами он не стал. Сославшись на занятость, ушёл, буркнув напоследок себе под нос: