Рихард отпустил солдат, приказав им ждать за дверью. Было интересно наблюдать, как два мужчины да ещё врага, сверлят друг друга убийственными взглядами. И когда глаза пленного плавно перешли на меня, мой любовник, сощурившись, поджал губы.
Диверсант пристально рассматривал меня. Особенно, пробежав глазами вверх по ногам, остановился где-то на уровне колен. Куда он смотрел нетрудно догадаться. Я сидела, закинув ногу на ногу. Хоть юбка была строгой, но стоило присесть, как края подползали вверх и оголяли коленки.
Такое внимание со стороны мужчин мне нравилось. И обычно я оставляла это без замечания. Но вот в это раз, увидев, как вскипает штандартенфюрер фон Таубе, я сказала пленному:
- Вы не могли бы, так внимательно не рассматривать мои ноги?
Диверсант оторвал глаза от моих коленок. Лицо молодого мужчины на мгновение исказило недоумение, но он быстро сообразил кто перед ним. Женщина в немецкой форме, сидевшая напротив него, не немка, а русская. Он, выругавшись матом, сплюнул на пол и процедил сквозь зубы:
- Чтоб тебя волки задрали, сука!
Интонация его голоса насторожила Рихарда. Он подошёл ближе к пленному. Рука моего любовника коснулась кобуры, а пальцы медленно потянули за ремешок застёжки.
- Что он сказал? Если оскорбил тебя, то я сам убью эту скотину.
Жизнь пленного мне была не нужна. К ненависти в глазах своих соотечественников и их оскорблениям я привыкла. А если честно, я научилась пропускать мимо ушей их слова.
Улыбнувшись Рихарду, я ответила:
- Нет, штандартенфюрер фон Таубе, он не оскорбил меня.
И тут же новое оскорбление вылетело изо рта пленного.
- Такую мразь, как ты сложно оскорбить. Подстилка ты немецкая, — шипел солдат, смотря на меня наливавшимися кровью глазами.
Ох, вздохнула я. Ничего не меняется. Когда-то меня ненавидели потому что была подстилкой комиссарской, и теперь подстилка, но немецкая. Вот что поменялось?
Улыбнувшись и оскорбившему меня пленному, я с радостью сообщила Рихарду:
- Он понимает нашу речь, и, я думаю, что прекрасного говорит на немецком.
Пленный сжал свои челюсти, так сильно, что зубы заскрежетали. Полагаю слово «нашу» так задело русского диверсанта. А ещё моя милая без тени злости улыбка подлила масла в огонь его ненависти. Он резко дёргался со стула в попытке добраться до дразнящей его фривольной девицы в фашистской форме. Рихард тут же осадил пленного, толкнув обратно.