– Эй, вы что там растяфкались? – рявкнул тот, что правил. – А ну, заткнулись живо, а то кнута отведаете! – и он приподнял руку, показав кнут, которым время от времени подстёгивал лошадей.
Волчата притихли, только незнакомый едва слышно скулил, уткнувшись мордой в солому.
– Тшшш… тише! – шепнула я, гладя Луки а потом, оббежав его, обняла Силли, которая ёрзала, пытаясь ткнуться в меня носом, прижаться. – Я здесь, я с вами. Я никогда вас не брошу. Лежите тихонько, а я придумаю, что можно сделать.
Луки едва слышно проскулил и кивнул, Силли повторила. Незнакомый волчонок, глядя на меня огромными глазами, тоже кивнул.
– Вот и славно, – я погладила всех троих. – Подползу к этим, может, что полезное подслушаю.
И осторожно стала пробираться между тюками, практически слившись с ними, став светло-коричневой. Всё же удобная у меня способность, пусть я и «убожество».
А ещё я говорить умела, да. В звериной форме оборотни обычно не говорят, зато они могут мысленно общаться. Не словами, нет, образами, мне Луки, как мог, пытался объяснить. А вот я так не могла. Приходилось шептать, а это опасно. Но что есть, то есть, а чего нет – того уже не будет. Неполноценная я – этим всё сказано. И я давно с этим смирилась, стараясь использовать то, что есть, и не страдать о том, чего нет.
В этот момент тот из похитителей – я продолжала их так мысленно называть, – что помоложе, обернулся и полез в какой-то баул. Вскрикнул, выдернул руку, начал ею трясти, слегка подвывая и дуя на пальцы.
– Идиот! – старший отвесил ему смачный подзатыльник. – Говорил же – не лезь к ошейникам голыми руками, зачарованные они, без пальца остаться можешь. А ты ж вечно ворон считаешь.
– Дядько Молес, ты чего? Дались мне твои ошейники! Я ж за коврижкой полез, что мамка в дорогу дала, только баул спутал.
– От проглот! Без пальцев останешься, что я сеструхе скажу? Что за дитяткой её неразумной недоглядел? Толку с тебя! Сам справлялся и дальше мог бы, работёнка непыльная, платят – месяц вкалывать за такую деньгу надо, а тут три дня всего покататься. Так нет же, послушал мать твою! Возьми кровь родную, пристрой в местечко потеплее, чай кровь не водица, – заголосил он тонким голосом, аж ворону с дерева спугнул. – Тьфу! Дура-баба, даром, что сеструха, и сынок недалеко ушёл.