Первое время Томасина спокойно сидел на складке жира над хвостом грузовика, но потом ему наскучило, и он встал. Лавируя между закрепленными корзинами, он пробрался ближе к плечам плывущей птицы, занимая место рядом с одним из гребцов. Тот стоял у шеи грузовика, держа в одной руке весло, а в другой – ременные концы. Они крепились на головной гребень грузовика, и, дергая то один, то другой, можно было заставить птицу менять направление.
- Не сидится? – не оборачиваясь, бросил гребец.
- Не привык сидеть без дела, - ответил Томасина.
- Откуда ты взялся? Что за узор на твоих крыльях? И перья… болел, что ли?
- Нет. Я обрезал их сам. Чтобы не мешали.
- Аа-а-а, - кивнул гребец, - так ты из этих… изгоев?
- Да.
- Все-таки решил вернуться? Понял, что тот мир не так хорош, как расписывают пришельцы?
- У меня здесь дело. Я кое-кого ищу.
- Хочешь сманить за собой?
- Вроде того.
- Если он не дурак, он за тобой не пойдет. Чужой мир – он всегда чужой. Ты сам скоро это поймешь, если уже не понял.
Томасина только усмехнулся. Пусть сородич думает, что хочет. Большинство изгоев берут билет в один конец. Возвращаются… да почти никто не возвращается. И Томасина знал, что, стоит ему сойти на берег, гребцы тотчас же поспешат разнести о нем новость, как о единственном, кто вернулся.
{Единственном? }
Как бы не так. Ибо есть, по меньшей мере, еще один…
Путешествие на грузовиках длилось больше суток. Ни один крылатый не смог бы так долго держаться в полете. Когда-то предки действительно умели хорошо летать и могли запросто пересекать проливы и перелетать с острова на остров, постепенно завоевывая землю. Но с течением лет, по мере расселения и изменения образа жизни, они утрачивали тягу к перелетам. Открыли, что по воде можно путешествовать на громадных птицах – те могли и плавать, и летать, но если покалечить им крылья, то они навсегда остаются водоплавающими.
Приручение этих животных практически ничего не изменило для предков Томасины. Да, они продолжали летать, но теперь уже никому не было под силу пересечь океан. И крылья гораздо чаще служили для ритуальных танцев или небольших перелетов. На них больше парили, чем летали на самом деле, но, чем хуже летало большинство, тем весомее было значение крыльев. Весомее настолько, что любое повреждение крыла – не говоря уже о физической слабости крылатого существа – считалось пороком и автоматически делало его обладателя изгоем, помещая на низшую ступеньку общества. Томасина уже несколько раз столкнулся с косыми взглядами на свои обрезанные перья и знал, что там, куда они плывут, это может стать препятствием к осуществлению его целей.