— Пойдешь со мной сегодня на озеро? — спросил Виктор.
— Пойду, — согласилась я и положила книжку на стойку. — Только с посудой разберусь.
Я прошла на кухню, оглядела гору тарелок и шеренги кружек, выстроенные в огромных раковинах, которые Виктор соорудил по моей просьбе, и включила кран, из которого послушно потекла вода. Все были уверены, что Виктор сделал для меня дивную систему подвода воды — и он на самом деле проложил трубы, которые мастерил с кузнецом битых полгода. А вот воду по ним пустила я. Для болотной ведьмы это, как оказалось, сущая мелочь.
Вода была всюду — и на земле, и под землей, и на небе. Надо — бери. И однажды, почти сразу после смерти матери, я поняла, что могу управлять водой, даже не задумываясь. Я радовалась неожиданному подарку судьбы и не догадывалась, что это неправильно, пока не прочитала в той самой книжке про исконных обитателей, что есть у них враги — ведьмы, управляющие стихиями.
К счастью исконников, всех ведьм, пришедших из иных миров, давно извели, ибо твари эти были злобными и жадными и хотели только лишь господства над всем живым — так гласили безжалостные строки. Поплакав над ними немного, я призналась самой себе: да, я, наверное, злобная. Когда рябой Ганс плюнул моей кашей на пол, я запретила ему приходить снова. И как он ни умолял — не смягчилась. И жадная я: каждый раз радуюсь, пересчитывая дневную выручку, и звезду на таверну очень хочется, ведь тогда мой сундучок с монетками будет наполняться быстрей. И господство над людьми — штука приятная. Стоило появиться в Лоханках Виктору, как я быстро поняла, какой он бесценный работник и заманила его в таверну посулами, вкусной едой и кровом, и с тех пор бессовестно использую его с утра до вечера. Он вроде не против, но факт есть факт. Книжки не врут. А значит, я, Кэйтлин Тут, оставшаяся сиротой пять лет назад, болотная ведьма.
Я повела руками, и вода закрутилась в смерч, который принялся плясать по тарелкам, кружкам и столовым приборам, не выходя за пределы раковины. Через полчаса все будет блестеть и сверкать так, как не отмыла бы и опытная посудомойка.
Нельзя уезжать из Лоханок. Здесь я своя. И если кто-то что-то и подозревает, то держит язык за зубами. Да и кому пожалуешься? Городничему, который сам сказал, что любит меня как вторую дочь? Он очень помог мне после смерти матери — ходил ужинать в «Хромой единорог» каждый вечер и исправно платил даже за пересоленную кашу и подгоревшие котлеты. А с городничим часто хотели люди поговорить о том, о сем. И тоже заказывали и платили. Или, может быть, Виктору? Он человек уважаемый, по выходным даже читает проповеди в храме, но за меня кого хочешь голыми руками порвет. И если в городничем я еще сомневалась, то в Викторе была уверена на все сто.