По ком грустит океан - страница 12

Шрифт
Интервал


Лёха не стал отказываться от бабушкиного приглашения на ужин, который я на скорую руку состряпала. Ел и расхваливал мою готовку. Да он в принципе не имел привычки высказывать претензии еде. Наверное, даже стекловаты мог сожрать, лишь бы меня не обижать.

— Это твой ухажёр, что ли? — спросила бабушка, выглядывая в окно и провожая Лёху крайне заинтересованным взглядом.

— Ба, если ты про Лёху, то это мой личный сталкер. У меня нет необходимости в том, чтобы мои уши кто-то жрал.

Бабушка молча похлопала глазами, в которых читалась смесь непонимания, жалости и ужаса. Как же так, её милая деточка до сих пор не замужем. А вот Юлька из соседнего дома уже двоих родила. Уф… Еле сдерживаюсь от спора с бабулей. Люблю её и не хочу обижать, но, блин горелый, как же достало каждый раз отчитываться за то, что я хочу жить своей жизнью, а не по шаблонам, придуманным каким-то крайне умным шутником.

— Лёшка парень хороший. Присмотрись к нему, — настоятельно посоветовала мне бабуля.

— Нет, спасибо. У меня часики не тикают. У меня есть работа, которую я работаю.

— Да какая работа! Вот доработаешься и замуж никто не возьмёт, так ты одна и останешься. Плохо одной-то. Вот ты должна…

— Нет у меня долгов, бабуль. Налоги плачу, плачу за всё, что только можно. Плачу и плачу. Ты лучше скажи, как тебе блинчики.

— Хорошие, но вот был бы у тебя муж, дети… Мужа тебе надо найти, а то ж как одной-то? — сокрушалась бабушка.

— Для начала не помешало бы нормальную работу найти. И вообще, какие дети? Мои коты дерутся за случайно пойманного паука, который из ванной рискнул двинуть в сторону холодильника. Детей-то я на какие шиши кормить буду? Или пауками кормить, которых смогу отжать у котов?

— А родители на что? А ведь я же ещё могу помочь.

— М-м, да. Помогаторы — это великая сила. Ладно, ба, извини. Пойду домой, а то завтра рано вставать.

Люблю свою работу, да сгорит она в аду вечномёрзлого океана тундры! Люблю аж до зубовного скрежета подниматься в туманную холодную хмарь и ползти на завод унылой гусеницей, у которой отняли последний листик капусты.

— Маришка, еле ползаешь сегодня.

Я вздрогнула от звонкого голоса Насти. А я ещё всегда оказывалась в ступоре, когда она называла меня Маришкой, потому что до конца не была уверена, это она меня так называла или Машу.

— Что за белая пелена наверху маячит? — прищурилась я, наблюдая за паром, который от чана поднимался к потолку и белым облачком зависал над гигантской центрифугой.