Гермес сразу же предложил мне сходить к Гефесту и попросить подладить сандалии, чтобы они стали удобнее. Но мне так хотелось избежать встречи с уродливым кузнецом, что я отказалась, сказав, что все нормально, разносятся.
Обрадованная тем, что кровавые мозоли излечились так быстро, совсем уже самостоятельный свой полет я решила совершить на следующий же день. Я смело обула таларии (так, оказывается, назывались здесь мои крылатые босоножки) и направилась по проложенному для меня вчера Гермесом маршруту.
Я боялась заблудиться, но не это оказалось моей проблемой. Похоже, излечить меня от пространственного кретинизма для Гермеса было таким же плевым делом, как и научить понимать греков, так что я не заплутала. Но ноги на этот раз оказались натерты еще сильнее, чем в прошлый, так что я еле-еле добралась обратно и потом даже слезу проронила, смазывая израненные лодыжки, – так было больно. Да, мазь снова быстро излечила раны, но до нее нужно было еще добраться!
После я две недели не решалась обуть таларии, и вот сегодня снова пошла на этот эксперимент, и опыт снова не удался. Сомнений не оставалось: без визита к Гефесту не обойтись.
Вам, наверное, интересно, почему я так боялась встречи с Гефестом. Причина была, даже несколько: три в одной, можно сказать.
Во-первых, пока я никуда не летала, сведения о местных порядках и своих работодателях черпала у местных нимф. И вот все они в один голос утверждали, что Гефест – садист и вообще извращенец. Рассказывали, что он жестко имел всех дам, которые приходили к нему с какой-либо просьбой, причем не только входил в них своим огромным деформированным органом, но и пытал какими-то механизмами. Несчастные после этого чуть ли не каждую ночь кричали и стонали во сне, вспоминая ужасы этого свидания. И ни одна из них не решилась прийти к злодею-любовнику на вторую встречу. Если б девушки были б не нимфами, а смертными, то он, вероятно, «залюбил» бы их до смерти.
Во-вторых, я не забыла, как он посмотрел на меня при нашей первой встрече, как будто оценивал и уже представлял, куда, как и что он в меня всунет. Быть при этом вежливой и приветливой было тогда нелегко. Теперь же, когда его репутация мне известна, сдерживать эмоции будет еще сложнее.
В-третьих, я помню и свое пробуждение на следующее утро после пира богов, на котором я была гостьей. Могу поклясться, что кто-то невидимый пытался изнасиловать меня во сне. Кто это мог быть, кроме Гефеста? Стать невидимым и проникнуть ко мне незамеченным мог только бог, а все они, за исключением кузнеца, были чертовски привлекательны для противоположного пола и точно не испытывали потребности подлезать к кому-то в постель тайком. К тому же вокруг было столько прекрасных нимф, готовых ублажать их денно и нощно! По сравнению с ними я была дурнушкой, так что позариться на меня мог только Гефест.