Я без сожаления расстаюсь со своим прошлым, засунув в пакет дорогой, изысканного кроя костюм и вручив его лансианину. Оправив серый мешковатый комбинезон, не самый элегантный, зато из ткани, определённо очень прочной на разрыв, вновь выхожу в коридор. Теперь моя задача — добраться до выделенной в моё распоряжение каюты и отдохнуть. Жизнь большинства военных проходит в общих казармах, даже если это боевой космический крейсер, так что те сутки, которые будет длиться полёт, наверняка последние, когда у меня есть возможность отдохнуть и расслабиться в одиночестве и комфорте.
Приложив немало усилий, чтобы отодвинуть заевшую дверь с нужным мне номером, и заглянув внутрь, я нервно вздрагиваю и смеюсь. Смеюсь над своей самонадеянностью и верой в лучшее, которой давно уже не должно было остаться в моей душе. Я хотел побыть в одиночестве — я это получу. В комфорте... Ну, если считать таковым металлическую кровать без матраса, привинченную к полу, и рядом с ней такой же стол, на котором лежит маленький пакет с суточным пайком, да ещё и на фоне покрытых красно-чёрным налётом древности серых стен, то несомненно — в незабываемом комфорте! Этому транспортнику лет пятьсот, не меньше. Наверняка на нём летали ещё до основания империи, а потому вряд ли мне поведают, представители какой расы это делали!
Всё же шагаю внутрь. Закрыть за собой проём оказывается не менее сложно — механизм, похожий на засов, встал в пазах намертво. Приходится применить силу, чтобы сдвинуть его с места, а потом тихо шипеть и ругаться, зажимая рукой порез на ладони. А ещё жалеть. Жалеть о том, что нет у меня цессянской уникально быстрой регенерации, которую я мог унаследовать от отца. Впрочем, рогранской власти над скоростью роста растений у меня тоже нет. И у Верены тоже. «Бездарные недоразумения, а не дети» — так называл нас рогранский дедушка, отец мамы. Её чувств он никогда не щадил и уж тем более с нами не церемонился.
Способности... Почему они не проявляются у детей от смешанных браков, так никто и не знает, а отсутствие этих самых расовых способностей — самый страшный порок в глазах любого империанина.
Так что мне поворачивать назад поздно, да и незачем. Свой выбор я сделал. У меня нет будущего на Рогрансе. Я устал от снисходительных взглядов и жалости окружающих. Сколько бы я ни пытался, не смогу соответствовать ожиданиям семьи. Значит, начну жизнь с нового листа там, где меня никто не знает. Там, где я могу проявить себя. Там, где я сейчас нужнее всего.