— Кто-нибудь? Ау?
Дом отозвался тишиной. Люк закрывать не стала, на всякий случай, чтобы если что сбежать, и двинулась к дверному проему. В соседней комнате обнаружилась просторная кухня, по центру которой стоял длинный стол, а в углу - обычная русская печь. В моем доме тоже такая была до недавнего времени, пока не поменяла на водяное отопление.
Я отправилась в обход по остальным комнатам. В одной оказалась спальня с широкой кроватью, рабочим столом и маленькой софой у окна. В другой - баня. В углу печка с емкостью для воды, слева от входа скамейка и большая бочка с холодной водой. Хмыкнув, решила, что когда вернусь домой, то тоже сделаю баню прямо в доме, ну а сейчас надо выбираться из этого места.
Странно, очень странно войти в лес и оказаться в чьем-то подвале! Если только этот проход сделали не специально для того, чтобы в него попадали клуши вроде меня.
Эта догадка заставила понервничать. Я попробовала поискать в доме что-то что указывало бы на проживающего в нем маньяка, но обнаружила только несколько мотков пряжи и спицы. Маньяки могут орудовать спицами? Сомневаюсь.
С улицы донесся какой-то шум. Я подскочила к окну и отдернула шторку, но успела заметить только клубящуюся пыль на дороге под копытами лошади. Напротив был еще один старенький дом, а слева от него еще два, но уже поновее. На одном из них висела вывеска “Издательство “Серый волк”. Свежие новости только у нас!”
Серый волк… Придумают ведь.
За забором старенького дома мелькнула голова в красной косынке. Бабуля, одетая вовсе не по летнему - в толстый тулуп, бережно поливала одинокий куст сирени. Кажется, если она мне не подскажет, где я очутилась, то я вовсе никогда этого не узнаю!
Я рванула на выход, выскочила за дверь, перепрыгнула ступеньки и помчалась за забор. Бабуля уже закончила полив и собиралась войти в дом, пришлось криком привлекать к себе внимание.
— Бабуль! Подожди!
Старушка обернувшись, прищурилась, глядя на меня, а потом всплеснула руками.
— Ой, милочка! Приехала наконец-то! Только опоздала ты, бабку то похоронили вчерась.
Я повисла на заборе, оцепенев.
— Чью бабку?
— Так твою. Тебя ж Омелией вроде кличут? Ой, Омелька, горе-то какое, — губы бабульки затряслись, подбородок задрожал. Старушка вынула мятый платок из кармана тулупа и громко зарыдала в него.