Алёнка тяжело сглатывает. Ей страшно и хочется развернуться, и уйти, но она не была бы собой, если бы позволила страху взять верх над желанием расставить все точки над «i», поэтому, стараясь, чтобы голос не дрожал, возражает почти шепотом:
– Знаю. И ты это тоже прекрасно знаешь, так что не надо тут передо мной мускулами играть.
– Я бы вообще с тобой не пересекался, но тебе какого-то хрена неймётся.
Что сказать? Это унизительно. Настолько, что слезы обжигают глаза и желание уйти становиться просто нестерпимым.
Зачем она сюда пришла? Почему ей обязательно нужно бороться до конца, до последней крови? Разве у нее гордость казенная?
Все эти вопросы крутились у Аленки в голове еще по пути к дому Шуваловых, но настойчивый, внутренний голос убеждал, что она обязана быть честной, обязана донести до Шувалова, что все было правдой и что она никогда не играла с ним, что тоже верила и надеялась.
Да, это признание сделает ее уязвимой и будет стоить гордости, но она задолжала это Борьке, сделав своей ложью уязвимым его. Поэтому, снова тяжело сглотнув и призвав на помощь всю свою волю, окончательно давит в себе всякое сомнение.
– Ты можешь сейчас сколько угодно пытаться меня задеть, но я все равно скажу, – решительно произносит она. Борька презрительно хмыкает:
– Кто бы сомневался. Ты в жопу без мыла влезешь, судя по твоим письмам. Но давай, жги. Только сразу предупреждаю, это пустая трата времени, хотя тебе ведь не привыкать тратить чье-то время.
Его желчная издевка задевает за живое. Алёнке стоит огромных усилий сдержать эмоции и не взорваться.
Что это, черт возьми, значит «судя по твоим письмам»? Ей очень хочется спросить, но она понимает, что в ответ, скорее всего, получит еще большую порцию завуалированных оскорблений. Сцепив в очередной раз зубы, Глазкова глотает готовый вырваться вопрос и возвращается непосредственно к цели своего визита.
Плевать уже на все. Ее задача сказать правду, а уж ему решать, что с этой правдой делать. Хотя это, безусловно, унизительно быть в зависимом положении, но она сама себя в него загнала. Ее никто не просил лезть в жизнь незнакомого человека и уж, тем более, влюбляться в него.
– Как бы там ни было, и чтобы ты себе не думал, но все мои письма были правдой. Я обманула тебя только в одном…
– В главном! – со смешком уточняет Шувалов и, обойдя ее по дуге, садиться на выступ цокольного этажа.