Но в квартирке, где собирались устроить междусобойчик и отметить поступление сидела ниера Алёна. Что-то говорить было не нужно, она и так все поняла. Молча достала из своего коричневого ридикюля два пергамента, и протянула к нам руку. Я была на взводе, и собиралась бежать. При любом случае, назад в пансион не вернусь и точка, но ниера Алёна усмехнулась:
– Лайзы давайте горе-воительницы.
– Что? – удивленно спросила Алька, а у меня голос не слушался от страха.
– Давайте жетоны, надо ваши долговые расписки на них переписать
Мы с трясущимися руками передали ей жетоны, которые легко снимались с мантии и легко цеплялись, как магниты. Ниера приложила жетоны попеременно к каждому листу, которые потом исчезали, а наши жетоны мерно начинали светиться, потихоньку затихая.
– Ваши вещи, – кивнула на два вместительных чемодана ниера, потом осмотрела каждую с каким-то удовлетворением, – Вы вторые.
– Что простите, – спросила я, потому что и так собиралась задать вопрос, на тему “А как это все понимать?”.
– Вы вторые за полвека, которые не смирились и сбежали, – ниера усмехнулась, – Первая была моя бабка Анастасия. Теперь вы. Я почти разочаровалась, но вы не подвели.
– А что, так можно было? – задала я напрашивающийся вопрос.
– Что не запрещено, значит разрешено, – глубокомысленно вякнула Алька, мы с ней переглянулись.
– Бывайте девчонки, – просто сказала надзирательница, – Удачи вам! Если возникнут вопросы, то не стесняйтесь, — это уже в мой огород подколка, поняла я, и вперые открыто улыбнулась этой женщине.
– До свидания и спасибо, – почти хором ответили надзирательнице, по сути оказавшейся нормальной женщиной.
Откуда мы знаем какие клятвы она давала, чтобы работать в пансионе, и что ее там держит тоже не знаем. Так что, пока просто по-человечески простимся.