Лана носила высокий хвост из длинных чёрных волос и любила сочетать звериные принты с глубоким декольте. У неё были загорелые ноги, которые она еженедельно поддерживала в солярии, и острые ноготки, цвет которых менялся каждый день.
Яна Лану не понимала. Не понимала её сексуальности — слишком грубой и откровенной, не понимала её пристрастия к дорогим машинам и дешевой музыке, не понимала, почему её любит Яр.
— Долго ещё будет играть эта дребедень? — поинтересовалась Лана, обращаясь то ли к Яру, то ли к ней самой.
Новый год Толкунов пожелал отмечать в клубе у своей бывшей подружки, сорвав тем самым Яне немалое новогоднее парти. Менять диджеев было уже поздно, так что звук был рассчитан на молодёжь, а Лана предпочитала Сюткина и Меладзе.
Яна скосила глаза, предоставляя Яру самому дать ответ, но тот молчал, то ли ожидая реакции от него, то ли не желая ввязываться в конфликт.
— Играет то, что заказал господин Толкунов, — сказала Яна и снова затянулась. Говорить что-либо ещё она не хотела — в конце концов удовлетворение капризов крашеных сучек Яра не входило в её обязанности.
— Ты ещё поговори, — фыркнула Лана и, откинувшись на спинку диванчика, перекинула одну ногу через колено другой, явно демонстрируя Яру поджарое бедро. — Господин Толкунов тебе честь оказал тем, что мы сюда пришли.
Яна затянулась и промолчала. За столом, кажется, тоже всё смолкло — перечить, а тем более хамить подружкам босса было не принято, а Яна явно приблизилась опасно близко к черте.
Как назло стихла и музыка, и несколько секунд царила полная тишина, в которой Яна могла слышать собственное дыхание, но она продолжала упрямо молчать, предчувствуя, что если скажет что-нибудь ещё, то и без того раскалившаяся атмосфера попросту взорвётся.
— Лана, пошли в комнаты? — раздался наконец мягкий баритон Яра.
Тишина вмиг стала ещё более неловкой, но теперь уже потому, что никому не хотелось быть уличённым в подслушивании личного разговора шефа — и через секунду сидящие за столом загомонили с новой силой, каждый о своём.
Лана поколебалась пару секунд между желанием возразить и осознанием того, что за пререкания её могут и вышвырнуть совсем, а потом просто встала и, вильнув округлым бедром, двинулась прочь.
Яр тоже встал. Прежде чем последовать за ней, он остановился около Яны и, достав пачку сигарет, спросил: