— А-а-а-а!! — неожиданно тонким голосом заверещал мальчик. — Не бейте, пожалуйста, тётенька! Всё забирайте, только не бейте! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Сказать, что я была обескуражена — это не сказать ничего.
— Так ты же первый начал.
— Я больше не буду-у-у, — прохныкал он.
Неизвестно откуда взявшаяся собака с торчащими из-под шкуры рёбрами схватила причину нашей стычки и с утробным урчанием унеслась куда-то.
Я шагнула к мальчику, протянула руку, чтобы помочь ему встать, но он вдруг отгородился ладонями и запричитал.
— Хочешь, ещё принесу булку? И сала могу, и варенья даже!
— Хочу, — сказала я, подумав. — Но не надо сала. Только хлеба и воды.
— Ага, щас, — со странной для его комплекции резвостью мальчик вскочил на ноги и унёсся в сторону покосившихся домишек.
А вернулся уже не один.
С несколькими взрослыми мужчинами. В руках у одного были вилы, у другого — топор.
— Вон она! — тут же завизжал мальчик. — Она, она меня избила и хлеб отобрала!! Ловите её!
Чего меня ловить, если я и так стояла на месте? К тому же хлеб его собака унесла… Это я и собиралась сказать, но не успела. Люди набросились, разом. Сильно не били, но за уши трепали больно, приговаривая:
— Будешь ещё кидаться на приличных людей, будешь? Наглая побирушка!
— Не кидалась я ни на кого! Не кидалась! — со слезами на глазах повторяла я, но меня не слушали.
— Воровка она! — не унимался мальчик. — Хлеб украла! Пальцы!.. Пальцы ей отрубить!
— Ну ты скажешь, — покачал головой один из мужиков и поскрёб макушку. — А и правда, куда её?
— Так это… приставам. Ишь, со вчерась лютуют!
— Ну… приставам, — усомнился другой мужик. — Они ж разбираться не станут, и что малая совсем не посмотрят. А то и правда ж палец отхватят!
— И правильно! А ты что предлагаешь, отпустить её?
— Нельзя отпускать. Эпарха сынок пострадал.
«Пострадавший» тут же принялся подвывать, размазывая по малиновым щекам несуществующие слёзы.
— Да выдрать и пущай идёт себе, куда шла.
— Неможно. Непорядок потому как. Эпарх решать должен.
— Так ведь не будет эпарха-то до завтрева.
— Неча, погодит. В яму её.
— Пошли, малая, — меня потянули за пострадавшее ухо, а когда попыталась вывернуться, просто подхватили поперёк талии и понесли. — Ишь, зверёныш! Трепыхается…
— Эпарх у нас строгий, но справедливый, девка. Ну, постоишь у столба денёк, ну, можа высечь ещё прикажет, ничо. Вам, побродяжкам, не привыкать.