— У?
— Чуму, — ответила Тиль. — Она выжила, но колдовать это ее отучит, надеюсь. В любом случае, лучше сжечь эти кости, мало ли. Хватит нам одной вспышки бубонной чумы в Эйлентае.
Лопата звякнула о что-то металлическое, и Ульрих остановился. Тиль подошла к краю могилы, комья земли осыпались на крышку гроба, расчищенную троллем.
— Любопытно, — протянула Тиль, — железный гроб. Постой-ка!
Опершись на плечо тролля, она спрыгнула вниз. Стянув перчатку, вынула из кармана платок и протерла запирающий знак, выдавленный в металле — три петли, перетекающие друг в друга. Пробурчав что-то нечленораздельное, Ульрих подсадил Тиль наверх и продолжил работу.
— Ставлю на колдуна, — сказала Тиль, нетерпеливо притоптывая ногой в сапожке из светлой кожи, замаравшемся в грязи. — С ведьмами так не церемонились. Открывай же!
Будто нарочно, чтобы испытать ее терпение на прочность, Ульрих выбрался из раскопанной могилы, не спеша прошествовал к машине, достал из багажника лом и такой же прогулочной походкой вернулся назад. Ему пришлось повозиться: тролль пыхтел и мычал, но вскоре подцепил тяжелую крышку, и приржавевшее железо со скрежетом сдвинулось в сторону. Ульрих схватился за край пальцами и, оторвав крышку гроба, поднял ее на край могилы. Тиль запахнула лицо воротом плаща, готовясь к волне смрада, но запах оказался терпимым — воняло гнилыми тряпками и сыростью. От Ульриха, вспотевшего из-за махания лопатой, несло куда хуже, и Тиль мысленно ужаснулась перспективе возвращаться домой в одной машине с троллем. Разглядев картину, что открылась внизу, она отпустила воротник, а глаза ее расширились.
— Ух ты… — прошептала Тиль и снова спрыгнула вниз.
Ульрих попытался ее вытолкать, но она повелительно указала наверх ему, а сама присела у почерневшего иссохшего тела, обмотанного толстыми цепями.
— Бедняга был жив, когда его похоронили, — пробормотала она. — Ужасная смерть.
Тролль угрюмо молчал, глядя на нее сверху вниз.
— Мужчина. Видимых увечий нет. Одежда практически истлела, но, скорее всего, он занимал высокое положение в обществе.
Тиль осторожно прикоснулась к массивному серебряному перстню на хрупкой фаланге, оторвала уцелевший лоскуток обивки гроба и растерла его в пальцах — бархат.
— Неси канистру, — приказала она Ульриху, топтавшемуся у края. — Останки на удивление хорошо сохранились, — заметила она вслух, хотя тролль скрылся из виду. — А ведь он лежит тут никак не меньше сотни лет.