Тео откинулась на подушки и прикрыла глаза. Реальность погасла, утонув в черноте, и осталось только безумное, неостановимое вращение. Мир кружился, а вместе с ним кружилась и Тео, и в голову лезли кадры давно забытого кино. Подбитый вертолет падает, оставляя за собой шлейф из дыма и пламени, и горящая кабина вращается в противоположную от винта сторону. Вращается… Вращается… Вращается…
— Может, вам водички попить? Кисленькая, холодненькая… Попейте, лучше станет.
Открыв глаза, Тео увидела перед собой стакан, в котором плавал золотистый кружок лимона.
— Благодарю.
Она прижалась губами к стеклу, глотая прохладную кисловатую воду. Безумное ощущение вращения действительно отступило — как будто неопровержимая реальность воды привязывала Теодору к этому миру, фиксировала в нем, словно гвозди — сползающий ковер.
Наверное, она все-таки сумасшедшая. Или это все из-за комы. Может быть, все, кто впадают в кому, видят бесконечные красочные сны — а потом не могут отличить их от реальности.
Но последнее, что нужно Теодоре — чтобы ее считали чокнутой. И Тео, прикрыв глаза, медленно вдохнула пропитанный лавандой и нафталином воздух.
— Вот видишь: все в порядке. Больше никаких слез, — она улыбнулась Мэри самой безмятежной улыбкой, которую смогла изобразить. — Я очень похудела, но ты совершенно права: мне нужно поправляться. Поэтому давай сюда бульон и гренки.
— Вот это правильно! Вот так вот и надо! — обрадованная Мэри тут же опустилась на кровать, протягивая Теодоре фарфоровую пиалу с бульоном. — Вы, госпожа, ничего не делайте, только ротик свой открывайте. А я вас покормлю.
— Я могу сама…
— Конечно, можете. Никто ж и не спорит. Только не в этот раз, — Мэри протянула ей ложку, в которой плавал золотистый кружок растаявшего жира. — Сегодня так покушаете, а как сил наберетесь — тогда уж сами. Ну-ка, глотайте бульон, глотайте… Вот так, молодец! А теперь еще ложечку, с курочкой…
Послушно пережевывая недосоленное сухое мясо, Тео дождалась паузы в бесконечной болтовне.
— Мэри, я хотела тебя спросить…
— Да, госпожа? — на секунду оторвалась от разделывания курицы служанка.
— Я долго болела?
— А вы что же, не помните?! — у Мэри от изумления округлились глаза.
— Да я как-то… Кое-что помню, кое-что нет. Мысли путаются — от слабости, наверное.
— Конечно, от нее! Вы бульончик кушайте — и быстренько поправитесь! А что помните-то? — в глазах у Мэри плескалось откровенное детское любопытство.