За накрытым столом сидели сразу пятеро парней — от внушительного бородатого детины с такими же руками-лопатами, как у старосты, до тощего мальчишки лет четырнадцати, еще безусого. Мать семейства, чем-то неуловимо напоминавшая выжатую досуха тряпку, споро кромсала свежевыпеченный хлеб, и по ее виду можно было легко догадаться, что за этот день она не присела ни разу, а сыновья так и не догадались помочь.
Острая нехватка девиц, готовых войти невестками в старостин дом, была налицо. То-то Ги так старался, чтобы в селе осталось поменьше холостых мужчин! Хромому подмастерью, в конце концов, и травница в жены сойдет, а уж сыновьям старосты подыщут кого-нибудь из местных, тихих и скромных... ну, на худой конец и чужачка сгодится, если руки из нужного места растут!
Кажется, я отчетливо скрипнула зубами, но внимание успешно отвлекла Лира, сходу вызвавшаяся помогать хозяйке. Я попыталась было увязаться следом, но староста едва ли не силой усадил меня на лавку — поближе к бородачу.
От него отчетливо пахло рыбой.
— Тут у нас и пряхи нужны, — с притворной скорбью вздохнул Ги, не замечая моего встревоженного взгляда в сторону печи. — Была в городе одна мастерица, сам Янтарный магистр не брезговал... — он многозначительно замолчал, вынудив меня отвлечься от того, как Лира самолично поволокла к столу тяжелый горшок с чем-то горячим, и только тогда продолжил: — Покупал у нее нить на самые тонкие рубахи и сорочки. Но ей все казалось мало... — староста горестно махнул рукой и оборвал свой рассказ, чтобы не делиться подробностями с невинными девицами.
«Невинной девице», по всей видимости, предлагалось устрашиться и без подробностей, а потом проявить похвальную скромность и удовольствоваться чем дают. Рыбным бородачом вот, к примеру. И уж конечно не замахиваться на магистров!
— Сам магистр! — из чистой вредности восторженно ахнула я и все-таки подхватилась, чтобы освободить на столе место под горшок с похлебкой.
Староста наблюдал за этой суетой с явным недовольством. Похоже, он полагал, что готовая еда должна появляться в миске сама собой, без шума и мельтешения, а после миске надлежало тихо отмыться самостоятельно.
Я поняла, что закипаю не хуже Лиры, и заставила себя выдохнуть. Мои ведьмины отметины были не так заметны, как ее, но гневно сверкать глазами тоже не стоило: мне еще предстояло жить среди этих людей почти год. Но удержаться было выше моих сил: