Напросился, значит. Ух, какое зло меня взяло! Вот только всяких посторонних нам здесь не хватало, да еще и из полиции, да еще и заданием меня охранять! От кого охранять — здесь? От пуховых кроликов?
А он бодро предъявил бабуле письмо, так что теперь и не соврать было, что знать не знаю, кто такой и что ему здесь надо, и заявил:
— А что у вас, даже охранных чар никаких нет? Как так, я просто над забором пролетел?!
И-ди-от.
Чему их учат?
— Денься куда-нибудь, пожалуйста, — вежливо попросила я, глядя в пылающие служебным рвением синие глаза. — У нас тут семейный разговор. Не для посторонних и тем более не для полиции.
— И правда, юноша, — поддержала меня бабуля. — Сходи, что ли, чары рассмотри. Вдруг поймешь, как да отчего тебя пропустили.
Парень почесал в затылке, взъерошив и без того лохматые черные волосы, и миролюбиво сказал:
— Ладно.
И, в самом деле, именно что «делся»: был — и нет. Быстро и бесшумно, я даже восхитилась. На секундочку.
А я долго вываливала на внимательно слушавшую бабулю все свои проблемы, горести и сомнения. И, вот странность, чем дольше говорила, тем ерундовей мне самой казалось все то, что еще вчера вызывало злые слезы. Осталось там, в Витчтауне, а я-то здесь. И, кстати, впервые в жизни — могу остаться здесь столько, сколько сама захочу. Раз уж родители заговорили о досрочном аттестате, значит, никто не потащит меня обратно в школу, пока сама не запрошусь. Понять бы еще, нужно оно мне?
И что мне вообще нужно?
Бабуля как будто мысли прочитала. Покачала головой и сказала:
— Не о том думаешь, Аннабель. Все твои проблемы — не проблемы вовсе, а так, туман утренний, солнце выйдет, и развеется. Вот только где твое солнце?
— Ты о чем? — я покосилась за окно, где полуденное солнце пробивалось сквозь ажурную тень расцветающих яблонь, играло бликами в широкой птичьей поилке и ласково гладило дремавшую на нагретых камнях двора рыжую кошку Тутси.
— О важном, дорогая моя. О том важном, которого у тебя нет. Ты не живешь, ты спишь. И этот ваш ведьмобол — всего лишь твой самый яркий сон. Пора проснуться, Аннабель, — бабушка с легким вздохом встала, поколебалась мгновение, будто сомневалась в том, что собирается мне сказать. — Пойдем. Пришло, как видно, время отдать тебе твое наследство.
— Наследство?
— Пойдем.
Следом за бабушкой я поднялась на чердак. Здесь царил таинственный полумрак. Висели на потолочных балках пучки трав, наполняя чердак терпким, горьковатым ароматом. Мерцала едва видимая паутинка сохранных чар. Схронами древних сокровищ громоздились сундуки. Часть из них я открывала не раз — там были разряженные амулеты и старые книги, позабытые игрушки, которые я обожала перебирать в детстве, небьющиеся склянки темного стекла — никак не разобрать, что внутри! — и запертые шкатулки. Были красивые, затейливые ключи непонятно от каких замков или дверей, альбомы с поблекшими от времени фотографиями и рисунками — в одном из них я нашла когда-то свое главное сокровище, старую карту, на которой Витчтаун был обозначен несколькими домиками, а вокруг зеленели леса и скалились острыми пиками горы, синели извилистые нитки рек, и что-то еще было обозначено, неизвестное мне, а бабушка тогда отказалась объяснять. Звери, птицы, башенки… Я рассматривала эту карту и мечтала, что когда-нибудь, когда вырасту, полечу и сама все разведаю, увижу, выясню.